Кратос 1

— Все в порядке, — сказал я.

Мы идем по полутемному коридору, мимо дверей, помеченных буквами, к началу алфавита.

— Что случилось? — спрашивает он.

Я начинаю рассказывать.

Перед нами отъезжает дверь с литерой «А», и мы оказываемся в шлюзе.

— Ох! — говорит Евгений Львович. — Ну, мы же договорились книги писать.

В первые месяцы после освобождения я действительно просиживал над «Историей Тессы», которую начал еще в Центре, и был безмерно рад устройству связи и доступу к архивам.

Я развел руками.

— Не смог.

Перед нами открылась вторая дверь, мы шагнули в коридор блока «А» и подошли к двери с надписью «А3». Ройтман открыл, и мы вошли внутрь.

— До меня хорошие слухи доходили, — заметил он. — Я считал, что император тобой доволен.

— Публично похвалил, приватно к вам отправил.

— Молодец, очень психологически грамотно. Сказал насколько?

— Сказал, что вы мой лечащий врач, вам виднее.

Ройтман прищурился, от глаз разбежались насмешливые морщинки.

— Так и сказал «лечащий врач»?

Я кивнул.

— Да, это большой прогресс. Нам понадобилось три десятка лет, чтобы доказать Анастасии Павловне тот очевидный факт, что, если больной не безнадежен, эвтаназия не имеет никакого смысла. Видно что-то сдвинулось в мире, если прояснение в мозгах наступает даже у императоров.

Я улыбнулся.

Кабинет Евгения Львовича почти такой же, как в блоке «F», но присутствуют и некоторые вольности: кресла вместо прикрученных к полу жестких стульев, пара цветов в пластиковых горшках и бонсай на пластиковом же подносе.

— Садись, — сказал он. — Почему же ты не предупредил императора?

— Он бы мне не позволил осуществить этот маневр. Данин мне не доверял, это было видно. Я просто хотел завоевать доверие.

— Угу! Ва-банк, пан или пропал, и победителей не судят! Понятно. Ты ему это объяснил?

— Ну-у…

— И что сказал?

— Пообещал впредь щадить нежные императорские нервы.

— Очень остроумно, — угрюмо сказал Ройтман. — А извиниться ума не хватило?

— Он обещал мне прощение и не дал его.

— Анри, о прощении вообще не заикайся. На это уйдут годы. То, что ты на свободе да еще командуешь флотом — просто блестяще. Девять лет назад, мы, помниться, провожали тебя в комнату для эвтаназий.

— Да, я помню, но я стал другим человеком.

— Мы тебя сделали другим человеком, Анри. Но родственники твоих жертв еще живы, и для них ты прежний. Ты — убийца дорогих им людей. И пока они живы, ни один император тебя не простит. Смирись с этим. И радуйся тому, чем обладаешь, это очень много.

Давно Ройтман не говорил со мной так жестко.

— Все? Вопрос исчерпан? — спросил он.

— Да.

— По поводу остального. Ну, что я могу сказать? Это не девиация, это акцентуация личности. Мы о ней знали, но не трогали. Необходимости в лечении нет. Но если собираешься служить — будет мешать. Можно слегка подкорректировать.

— Я сам справлюсь?

— Думаю, да. Если хочешь заняться закаливанием воли и упражнениями в смирении. Можно и бросить пить самостоятельно и с кокаина слезть. Только большинство людей в этом случае обращаются к врачу. Знаешь, сейчас новая профессия появилась: «дизайнер личности». Приходит к такому дизайнеру человек и говорит: «Мне в моем характере не нравится то-то и то-то, подкорректируйте, пожалуйста». Но то, как они это делают: чистой воды кустарщина. Если после эпидемии еще кто-нибудь выживет — открою частную практику и покажу им, как надо работать. Так что пользуйся моментом, пока бесплатно.

Я улыбнулся.

— Вообще-то я при деньгах.

Ройтман засмеялся и замахал руками.

— Да Бог с тобою! У тебя неограниченный кредит.

— Спасибо. И сколько это займет времени?

— Значит так. Корректировка будет очень легкая. Я не собираюсь лишать тебя склонности к самостоятельным действиям и резкости суждений. Но прежде, чем заниматься самоуправством и дерзить императору — подумаешь. Устраивает?

— Ну, в общем да. Честно говоря, мне бы хотелось отчитаться перед Даниным.

— Он порадуется уже тому, что ты досюда дошел. Это исключительно для тебя, чтобы впредь не возникало проблем из-за того, что выеденного яйца не стоит.

Я кивнул.

— Тогда трое суток. Найдешь?

— Найду.

— Здесь половина комнат как всегда пустует. Так что пошли. Переночуешь здесь.

Мы вышли в коридор.

— Вниз по лестнице и направо — столовая, — сказал Евгений Львович. — Завтрак в девять утра.

Открыл дверь камеры соседней с кабинетом. Она почти такая же, как была у меня в блоке «F». Мне стало не по себе.

— Я запирать не буду, естественно, — улыбнулся Ройтман. — Остальные комнаты запираются с восьми вечера до восьми утра. Так что ночами гулять здесь не принято. Но ко мне заходи, чаю попьем.

— А что днем здесь можно ходить по всему блоку? — поразился я.

— Конечно. Это же блок «А», а не «F».

— Курорт, — сказал я.

— Для местного избалованного населения и это не курорт. Ну, все, спокойной ночи.

Утро я провел в приятной компании трех психологов блока «А3», завтракая с ними за одним столом в общем обеденном зале.

Тогда меня вызвал Данин.

— Анри, вы где?

— Как где, государь? У Евгения Львовича.

— У Ройтмана?

— Да, Психологический Центр, блок «А3», ем тюремную яичницу.

— Приятного аппетита. Что он вам прописал?