Страдина не устраивала такая ситуация. Ему надо было непременно посадить Лео в тюрьму, и немедленно. А для этого преступление надо было переквалифицировать на А2, а лучше А3. И тогда придумали мошенничество. По старым делам это еще где-то как-то, можно притянуть за уши. Но видимо боялись не успеть до окончания срока давности. И накинули еще один новый эпизод, совершенно абсурдный. Тот, что с переплатой налогов.
Через неделю Хазаровскому разрешили свидание с женой, полноценное, с ночевкой в отдельной комнате, на сутки. Я проводил его до дверей и познакомился с Ириной, до сих пор я только общался с ней по устройству связи. Супруга Леонида Аркадьевича очаровательна и напоминает графиню Лопухину с картины Боровиковского.
Все прошло спокойно и без эксцессов.
— Если будет нужда — связывайтесь со мной, — сказал я ей, когда она покидала Центр.
Следующее свидание должно было состояться только через месяц. И через стекло.
Середина срока, самый опасный период. Психика разбалансирована, лечение не завершено, и до начала реабилитации еще минимум недели две. После таких свиданий я жду неприятностей.
На этот раз как-то особенно неспокойно.
Родственники пришли в полном составе: и Ирина, и его старшая дочь, и двое мальчиков лет по десять — сыновья. Хазаровский улыбается, отпускает шуточки, из которых добрая половина в мой адрес. Я стою в сторонке, не особенно прислушиваясь, но я обязан присутствовать.
Он молодец, держится. Сейчас возможны срывы.
Пока в этом отношении с ним не было хлопот. С ним другие сложности, по чести сказать, совершенно от него не зависящие. Я опасаюсь за его жизнь и по три раза проверяю биопрограммер перед работой. Я тестирую всю еду, включая передачи. Вряд ли его попытаются отравить, при наличии биомодераторов это крайне неэффективный способ, но все может быть.
— Леонид Аркадьевич, — говорю я. — Время.
И чувствую себя садистом.
— Сейчас! Сейчас!
Он прощается с ними, новой шуточкой добивается улыбок, улыбается в ответ.
Они отходят от стекла, скрываются за дверью.
— Пойдемте, Леонид Аркадьевич, — говорю я.
Он подчиняется почти машинально, улыбки как не бывало.
— Я постараюсь добиться нового свидания как можно скорее, — тихо говорю я. — И более полноценного, в отдельном помещении и не через стекло. Это вполне реально.
— Спасибо, — говорит он.
Мы идем по коридорам Центра, довольно светлым, отделанным пластиком мягких тонов, ничем не напоминающих гнетущую атмосферу тюрем прошлого.
— Куда? — спрашивает он.
— В процедурный кабинет.
— Под биопрограммер?
— Да.
— Это необходимо? Именно сейчас?
— Это необходимо. Именно сейчас, — спокойно говорю я.
Перепрограммирование биомодераторов может многое: скорректировать настроение, сделать менее агрессивным и более внушаемым — это всего лишь биохимия. Но возможно и редактирование памяти: стирание и создание ложной. И построение и разрыв связей между нейронами. В более серьезных случаях. Например, в случае Анри Вальдо. А еще есть работа психолога. Иначе курс лечения занимал бы три минуты, а не три месяца. Быстрее можно, но пусть лучше наш подопечный потеряет время, чем психическое здоровье.
— Нет, — говорит он.
Я останавливаюсь.
— Что вы сказали?
— Я сказал нет. Не сейчас! Дайте мне хоть час душевного покоя!
— Никакого душевного покоя у вас нет. Есть радость встречи и боль потери, именно это нам и нужно.
— Да идите вы к черту с вашей психологией!
Он махнул рукой и пошел вдоль по коридору.
— Стоять, — негромко сказал я.
Терпеть не могу такой тон, но он работает. Хазаровский остановился.
— Леонид Аркадьевич, мне вызвать охрану?
— Это ваше право, — процедил он и направился дальше.
— При данных обстоятельствах это моя обязанность, — заметил я.
Охранники появились раньше, чем Лео дошел до следующей двери. Профессиональным движением заломили руки назад и свели запястья, между пластиковыми браслетами протянулся короткий толстый шнур.
— Леонид Аркадьевич, зачем это было нужно? — спросил я.
Он посмотрел скорее с отчаяньем, чем с ненавистью.
— А, чтобы подпортить вам дело.
— Портите только себе.
Его довели до дверей лаборатории.
— Сюда, — сказал я.
Ему разомкнули наручники, не отпуская, помогли снять камзол и лечь на стол под излучатель биопрограммера. Браслеты присоединили к белым пластиковым квадратам на столе. Я включил прибор. Хазаровский расслабился, задышал ровнее. Я скорректировал работу биопрограммера через устройство связи. Сейчас Лео, прежде всего, надо успокоится, а это для биопрограммера не проблема.
— Можете идти, — говорю охране.
В мерном жужжании прибора наметился странный тон. Его там не должно быть! Я работаю с биопрограммерами много лет. Что-то не так! Я проверил прибор еще утром, когда Лео собирался на свидание. Проверить еще раз не было возможности. Он несколько часов простоял без присмотра. Но лаборатория была заперта!
— Леонид Аркадьевич, как вы себя чувствуете?
Он молчит.
— Леонид Аркадьевич!
— Евгений Львович, а казнят здесь же, на этом же столе?
Слава Богу! Вроде в порядке, я вытираю пот тыльной стороной кисти.