— Делают эвтаназии, — поправил я. — Последняя была тридцать пять лет назад. И вообще не здесь. Девять лет назад в соседнем здании собирались подвергнуть этому Анри Вальдо. Уже подготовили установку. Но мы его отстояли, в последний момент пришла отсрочка. Установка такая же, вы правы. Только эта совершенней.
Я вырубаю прибор. Хватит на сегодня. Может быть, мне и послышался этот странный шум, но лучше все проверить. Отключаю крепеж браслетов.
— Вставайте!
Я помогаю ему встать, повторяю свой вопрос:
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. Насколько вообще хорошо можно себя чувствовать после этой процедуры.
— Пойдемте!
— Я должен извиниться, — говорит он. — Я был не прав, простите.
Это действие биопрограммера. Девяносто процентов наших пациентов начинают каяться и просить прощения, но верить этому стоит не больше, чем признаниям в любви во время оргазма. Глубокая перестройка личности за две минуты не происходит.
— Это штатная ситуация, — отвечаю я. — Вы впервые по-настоящему сорвались за последний месяц, ничего страшного. Бывает хуже.
— Опять на душеспасительную беседу?
— Опять, — говорю я.
И сам сомневаюсь, что потяну сейчас вести с ним правильный психологически выверенный разговор, мне не дает покоя странная работа биопрограммера. И вроде бы все нормально, у него стандартные реакции, и охрана нам сегодня больше не понадобится, но это может быть лишь видимость. Почему он спросил про смертную казнь?
— Леонид Аркадьевич, если вы почувствуете себя хуже или просто странно, немедленно свяжитесь со мной. Не бойтесь беспокоить хоть среди ночи.
Хазаровский мне симпатичен, но дело не только в нем. Если с одним из наших подопечных что-нибудь случится, это дискредитирует весь проект. Более того, это способно похоронить саму идею Центров психологической помощи.
— Что-нибудь случилось? — спросил Лео.
— Нет, нет, ничего.
После беседы, которой я был не слишком удовлетворен, я вернулся к биопрограммеру и посмотрел его память. Ничего странного, никаких следов. Но я не мог успокоиться. Здесь нужен биопрограммист, а не психолог, который умеет только пользоваться прибором и ничего не понимает в его внутреннем устройстве. Знакомый специалист у меня есть, это Саша Прилепко, преподаватель с Тессы. Пару дней назад мы с ним совершенно неожиданно столкнулись в центре Кратоса.
Даниил Андреевич Данин
Космопорт
— Юля, ты нужна мне.
— В каком качестве? Любовницы?
— Начинается война, мы выдвигаемся к гипертуннелю, если со мной что-нибудь случиться, мне некому больше доверить флот.
— Спасибо за откровенность. Но ты должен провести меня в космопорт. Сам знаешь…
— Я буду ждать тебя.
Я встретил Юлю у дверей здания космопорта. Под новым именем она еще нигде не засветилась, но военные детекторы могут распознать ложную личность. Но ничего, пронесло. Мы идем к кораблю по титанобетону порта. Он возвышается чудовищной громадой на фоне закатного неба Кратоса, на соседних площадках еще несколько десятков кораблей с Тессы, поблескивают дымчатыми боками, словно стая дельфинов, готовая вынырнуть из воды.
На орбите нас ждет линкор «Анастасия» переданный императором тессианскому флоту. Легкий флот плюс один линкор — это удручающе мало для защиты системы от метаморфов. Одна надежда на то, что мы придем раньше, чем появится их флот. Надежда, увы, призрачная. До устья гипертуннеля неделя пути, а я не вижу дальше трех-четырех дней. Если через три дня флот метаморфов будет на орбите Кратоса, это значит, что сейчас он уже в районе Ромула. А мы — только передовой отряд, который должен сдержать первый удар и дать время развернуться остальным силам империи. Из таких сражений обычно не возвращаются.
Я бросил взгляд на Малое Кольцо. Вот уж действительно халиф на час! Максимум на три дня.
Юля проследила за моим взглядом.
— У тебя новое устройство связи?
— Не совсем. Это Кольцо Принца Империи.
— Шутишь?
— Нисколько.
— Покажи!
Она присмотрелась к нему внимательнее, слегка побледнела и отпустила мою руку.
По-моему, видела его не в первый раз.
— Почему же об этом не объявили? — спросила она.
— Страдин обещал инаугурацию после победы, — усмехнулся я.
— Понятно, — сказала она, и это было очень емкое «понятно».
— Где Артур? — спросил я, когда перед нами открылись двери корабля, и мы вошли внутрь.
— Зачем тебе?
— Хочу быть уверенным, что он не последует за нами. Нечего ему здесь делать.
— Он не знает. Я оставила ему сообщение.
— Когда он его найдет?
— Не раньше завтрашнего утра. Он уехал к отцу.
— В Центр?
— Нет, в Лагранж. Анри уже погода на свободе, правда, ему не позволено жить в столице.
Лагранж — городок километрах в ста от Кириополя. С большим научным потенциалом и общиной выходцев с Тессы.
— Как ему это удалось?
— Как удалось? Он провел в Центре десять лет. Все! Теоретический предел! Как удалось его столько там удерживать!
— Юля, я понимаю твои чувства, но он террорист и пытался добиться отделения Тессы. Будь я императором, сидеть бы ему там до конца дней!