Креативный «пятый альфа»

I want to tell you about

Английский – ужасный предмет. Самая жесть в конце учебного года, потому что в мае экзамен. Письменная работа и 12 устных тем. В темах я лучше всего знал первое предложение, оно везде одинаковое: «I want to tell you about – я хочу рассказать вам о…»

– I want to tell you about English school[2],– начинал я бойко и уверенно. Так, что было слышно, как в соседней комнате этой уверенности радуется мама.

На этом мамина радость заканчивалась.

Мама думала, что после экзамена я буду свободно по-английски говорить. А я решил, что летом даже в игрушки, где всё по-английски, играть не буду.

Отдыхали мы не на олл инклюзив, как все приличные люди: родителей вечно тянет в неизведанные края. Через неделю, проведённую в дороге, мама вышла из машины и вздохнула:

– Дима, это альпийский воздух! Такой чистый! Чувствуешь?

А я чувствовал, что чистый воздух можно и поближе найти, но расстраивать маму не стал. Её нервную систему беречь надо, чтобы до окончания школы хватило.

К альпийскому воздуху прилагались бассейн и батут. Вот только других детей не прилагалось. На третий день меня уже тошнило и от батута, и от альпийского воздуха, и от всех игрушек на телефоне. Тут-то и появились они. Точнее, появился он. Мяч.

Мяч приземлился в мой салат, когда я ужинал на балконе. «Экскюзе муа»[3]– пискнул чей-то голос. Я высунулся с балкона и увидел лицо с перепуганными косичками.

– Твоё? – протягиваю мяч.

– Уи[4],– отвечают жалобно косички.

Кинул я ей мяч. Тут кусты под балконом затрещали и вылезло ещё одно перепуганное лицо: без косичек и волосы потемнее.

– Мерси, – говорит.

Это слово я знаю. Мушкетёры в фильме поют «мерси боку» – «спасибо большое». Значит, француженки. А так на обычных девчонок похожи!

Тут они обе начали кричать и носиться с мячом по газону, совсем как наши девчонки на перемене. Орут, а сами на наш балкон косятся.

Сестра усмехнулась:

– Явно для тебя концерт. Может, поиграешь с ними?

– А что я им скажу? «Бонжур, мерси боку»[5]? Всё, мой французский на этом закончился.

– «Шерше ля фам»[6], «А ля герр комм а ля герр»[7],– блеснул знаниями папа.

– А может, они английский знают? – с тайной надеждой сказала мама.

Я подумал, что уж лучше пусть знают китайский, – он, говорят, нужнее в современном мире.

Вечером снова вопли под балконом раздались. Я занял удобную позицию: лёг на пол, накрылся пледом и смотрел, что происходит внизу, между прутьями балкона. Всё было хорошо, пока папа на балкон ужин не понёс.

Я как заорал, как вскочил, когда папа наступил мне на ногу. Ужин разлетелся фейерверком: на стол, на меня, и лицу с косичками немного досталось. Две макаронины на плече повисли.

Она засмеялась, съела их и «делисьо» кричит. Это «деликатес», думаю. То есть очень вкусно. Наверное, её каждый день лягушками или улитками кормят, если простые макароны ей деликатесом кажутся. Мне её накормить захотелось, но угощать макаронами, размазанными по балкону, как-то неудобно.

А она «come here» кричит. Это по-английски «иди сюда».

Мама обрадовалась:

– Хороший повод вспомнить всё, что изучал.

Я-то так не считаю, но красное лицо оставленного без ужина папы наводило на мысль, что внизу безопаснее.

– И что я им скажу? – вздохнул я, выскальзывая с балкона.

– Ну, ты же учил темы, – съязвила сестра, соскребая макароны с пледа.

Я отщёлкивал сандалиями по ступеням и, держась за лакированные перила, размышлял, что лучше сказать для знакомства: «I want to tell you about the skyscrapers»[8] или «I want to tell you about my usual breakfast»[9].

Девчонки увидели меня, заулыбались, как будто им по три порции мороженого подарили, а потом словно взбесились – начали бегать и кидаться шишками. А я, как джедай, от них спокойненько уворачивался, пока мне в плечо шишкой не прилетело. Хорошенько так, от всей французской души.

Через пять минут я был вымазан зелёнкой, йодом и облеплен французскими пластырями. На одном пластыре красовался синий дельфин, на втором – розовый цветок. Надо мной склонилась французская бабушка:

– Do you speak English?[10]

– Yes, I do, – отрапортовал я ей. – I want to tell you about snake milker job.[11]

Глаза бабушки расширились, она что-то сказала девочке с косичками. Через минуту та принесла лёд. Лёд приложили к моей голове.

– Ну как, подружились? – спросила сестра, разглядывая синего дельфина на моём плече.

– Вроде да, – ответил я, вдыхая запах жареной картошки.

Я ринулся к столу, но меня отправили мыть руки. Странные люди эти взрослые. Доказано же: больше микробов в организме – лучше иммунитет.

– А на каком языке вы говорили? – поинтересовалась мама, накладывая картошку в синюю стеклянную тарелку.

– На английском, – вспомнил я вопрос французской бабушки и свой блестящий ответ. Мама засияла ярче, чем луна над Альпами глубокой ночью.

Мамина радость, как обычно, была недолгой. Что поделаешь, такая карма у моего английского. Наверное, я в прошлой жизни учителем английского был и детей им мучил. Так что в этой жизни сам с ним мучаюсь.