До конца пятидесятых годов абсолютное большинство городского населения, думаю, больше девяноста процентов, жило в коммуналках. Потом Хрущёв начал массовое строительство пятиэтажек. Помню, мой одноклассник Костя переехал из барака в отдельную квартиру – ту самую, знаменитую двухкомнатную смежную, с тёмной трехметровой комнатой-чуланом, совмещённым санузлом и пятиметровой кухней, «хрущобу», как её сейчас называют. И позвал меня посмотреть своё новое жильё. Боже, какое это было счастье тогда! Дворец! Без соседей!
Постепенно всё больше людей переезжало в отдельные квартиры. Кто получал их, отстояв десятилетнюю очередь (в неё ставили, если в семье на человека приходилось меньше пяти квадратных метров жилой площади), кто через обмен, кто вступал в ЖСК. Крупные предприятия строили жилье для своих сотрудников. Но и сейчас миллионы людей по всей стране живут и мучаются в коммуналках.
Но я отвлёкся. Колька, как и все, тоже мечтал об отдельной квартире. И тут ему на работе предложили стандартный по тем временам вариант – если он официально разведётся с женой, то ему дадут комнату. Потом можно будет снова расписаться, и две комнаты поменять на отдельную квартиру. Они с Любкой развелись, вскоре Колька и комнату получил. Обмен – дело небыстрое, особенно тогда. Прошло несколько месяцев. Как-то – Любки не было дома – Колька говорит моей маме:
– Марь Петровна, я и не знаю, что делать!
– А что случилось, Коля?
– Да ведь я уже женился, жена ребёнка ждёт! Как я Любе скажу?
Мама, оправившись от шока, посоветовала:
– Ну, скажите – Люба, я полюбил другую женщину!
– Эх, Марь Петровна! Любил-то я в пятьдесят седьмом году! А это всё – так… Немка у меня была. А ребята говорят – зачем тебе немка, мы тебе русскую найдём. Вот и нашли, вся жизнь наперекосяк!
Любка тяжело пережила разрыв. Она даже забралась по водосточной трубе в новое Колькино жилище и портняжными ножницами порезала всю его одежду. Потом постепенно утешилась водкой и великим множеством сменявших друг друга кавалеров, которых она находила там же, где и водку – в винном отделе продовольственного магазина, продмаг был в нашем же доме, занимал весь первый этаж. Некоторые кавалеры задерживались на какое-то время. За одного она даже вышла замуж, правда, ненадолго. Дело было так.
Любка не работала, и считалась тунеядцем. Это было юридическое понятие, за это могли посадить (по статье «за тунеядство», как известно, осудили Бродского). Если же она выходила замуж, то статус её менялся – она становилась домохозяйкой, и никаких претензий милиция ей предъявить не могла. И она долго уговаривала своего очередного кавалера, Витьку, жениться. Тот сначала не хотел.
— Ты пойми, Люб! Ты дура, и я дурак. Какая у нас будет семья? – говорил он ей.
Но Любка настояла на своём. Они расписались. Но счастье продлилось недолго, молодой муж вскорости умер от пьянства. В довершение горя Витькины родители не пустили Любку выпить на поминках.
Потом она пошла вразнос. У нас в квартире начали появляться матёрые урки, только что вышедшие из тюрьмы. Отсидевшие порой по пятнадцать лет. Постепенно её комната превратилась в воровскую малину. Нередко там всю ночь гужевалось человек двадцать уголовников, это было уже страшно. Помог случай. Дело было перед Олимпиадой восьмидесятого года, милиция получила указание ужесточить работу с криминальным элементом, алкоголиками, тунеядцами и прочими проститутками. И Любка устроилась на работу. Она и до этого иногда находила себе работу, но ненадолго, её отовсюду выгоняли за пьянство. Помню, какое-то время она трудилась в школьном буфете уборщицей. Приходила домой с полными сумками продуктов.
– Такая работа хорошая! – говорила она. – И воровать не надо, сами дают!
Так вот, она устроилась уборщицей же в наш продовольственный магазин. И однажды утром не вышла на работу. Не до того было – много водки и гостей. Заведующая секцией возмутилась и отправилась к Любке домой выяснять отношения. И Любкины гости её чуть не покалечили. Заведующая вызвала милицию. Те приехали моментально – завсекцией большого продовольственного магазина была в те времена человеком нужным и влиятельным. И милиция стала
И тут мой сосед предложил Любке обмен – в нашей квартире поселяется его тётка, а Любка въезжает на её площадь. И Любка переехала! Помню ощущение небывалого счастья, когда она с пьяными друзьями-помощниками снесла, наконец, вниз свои вещи, села в машину – я неотрывно смотрел из окна во двор – и грузовик завёлся! Тронулся с места! Поехал! Выехал со двора!.. А погода-то какая, господи! Лето, солнечно. Я пошёл на улицу, погулял, посмотрел по сторонам и, впервые за долгие годы, спокойно вернулся домой.