Креативы Старого Семёна

– И вот, – вспоминала тетка, – я сижу весь день ни жива, ни мертва – ведь раз арестовали, то они придут и на работу, его письменный стол обыскивать! А там – секретные чертежи. Которые числятся у меня в архиве и должны выдаваться под роспись в журнале. Выдала тайком врагу народа! И что делать? Ведь стол он закрыл на ключ, а ключ унес с собой. И никому не скажешь! И так я просидела до вечера. Рабочий день закончился, все ушли, остались только я и один пожилой сотрудник. И он меня спрашивает: «Что с вами, Танечка, на вас лица нет!» И я ему от отчаянья все рассказала. Он говорит: «Ну пойдем, попробуем, может быть, мои ключи подойдут». Не подошли. Он говорит: «Что же делать, что делать?» А потом придумал, отодвинул стол, взял отвертку и отвинтил фанерную заднюю стенку тумбы. Достали чертежи, я их отнесла к себе в архив. А назавтра действительно пришли на работу, вскрыли стол, обыскали и опечатали.

От всего этого Таней овладел жуткий страх – она боялась ареста. Ей помогли – устроили в психиатрическую лечебницу. Главврач встретил ее словами: «Не бойтесь, от нас не берут!»

Перед войной Таня снова вышла замуж. И уже на всю жизнь. Муж ее, дядя Леня, инженер, был, как говорили на Украине, западенец, то есть родом с Западной Украины. Еще студентом, посланный на практику, он своими глазами видел голодомор, чудом остался жив. С тех пор ненавидел Сталина лютой ненавистью. Когда в пятьдесят третьем году Сталин пятого марта, в день рождения дяди Лени, умер, он сказал: «Вот это подарок, так подарок! Такого подарка я за всю жизнь не получал!»

Во время войны Таня была в Челябинске, в эвакуации, а после войны переехала с мужем в Москву. В Москве же жила и моя мама, ее младшая сестра. И как-то Таня сказала ей:

– Маня, я боюсь! За мной ходят топтуны!

– Да брось ты, Танька, кому ты нужна – домохозяйка! Кто за тобой будет следить!

Но Таня уверяла, что следят, следят! Муж и сестра решили, что это у нее мания после пережитого. Но несколько лет спустя выяснилось, что за ней действительно ходили. Жена ее челябинского начальника, приревновав к мужу, написала на Таню донос – она поехала в Москву, чтобы готовить покушение на товарища Сталина. Но все обошлось – походили и перестали.

Таня родила поздно, ей было тридцать семь. Она еще очень много лет сохраняла свою красоту. К ней приставали в транспорте, на улице. Как-то она ехала в метро с дочкой, той было лет пять. И какой-то мужчина стал спрашивать: «Как тебя зовут, девочка, сколько тебе лет?» Пятилетняя Лена презрительно ответила: «Если вы хотите познакомиться с моей мамой, то так и говорите!»

Однажды Таня приехала к нам с большим лукошком отборной клубники.

– Где ты это достала? – спросила мама.

– Представляешь, ко мне сейчас в вагоне метро подходит женщина и спрашивает: «Вы не из Киева?» Из Киева, говорю. «Я вас помню! Вы были жуткая красавица!» И она подарила мне эту клубнику, она с дачи ехала!

Потом постепенно пришли болезни, старость, глухота. Таня дождалась и внука, и правнука. Похоронила мужа. Перенесла инфаркт. Часто повторяла: – я устала жить! Она слабела на глазах, рассудок ее угасал.

И вот мы едем в карете «Скорой помощи». Осень, темно, муторно на душе. Впереди шофер, она лежит на носилках, врач и я. Врач – такой интеллигентного вида мужчина, лет сорока, в очках и бороде. И я его спрашиваю:

– А вы Зощенко читали?

Он почему-то насторожился и отвечает:

– Смотря что.

Я говорю:

– А вот Зощенко за ней когда-то ухаживал.

Он понимающе кивнул:

– Да, для больного уход – самое главное!

И мы подъехали к больнице.

О базисе и надстройке

Очень давно, дело было в командировке, пошли мы поужинать в местный ресторан. Сидим вчетвером за столом, выпиваем, и двое молодых заспорили об одной женщине, работавшей в нашем институте. Ребята не сошлись мнениями по поводу ее морального облика. Один утверждал, что эта самая Валя – …. Другой же это напрочь отрицал. Я тоже тогда был молод, но в споре как-то не участвовал. Хотя слушал, должен сознаться, с большим интересом. А четвертый, Юрий, был постарше, ему уже было за тридцать. Он молчал, думал о чем-то своем. И спорщики, исчерпав свои аргументы, обратились к нему.

— А вы как думаете, Юрий, … эта Валя или не …?

Юрий подумал и сказал:

— Ноги у нее нехороши.

Вспомнил я этот случай лет через двадцать, став свидетелем другого, не менее жаркого, спора. Обсуждалась ленинская тема. Плох был Ильич или хорош? Правильно он поступал или неправильно? Надо было делать революцию или не надо?

И, что интересно, это тоже было под водку, тоже в ресторане, и опять один из нас был много старше остальных, он уже отметил свое пятидесятилетие. И в споре не участвовал. И опять-таки спорщики в конце концов обратились к нему:

— Иваныч, а ты-то что про Ленина думаешь?

— А что тут думать, - отозвался он. – Если у человека в аттестате все пятерки, а одна четверка, то совершенно очевидно, что на самом деле там между двойкой и тройкой, а четверку ему поставили, чтобы на медаль вытянуть.

На том спор и закончился.

***

Ахматова говорила, что курение - это бесконечная цепь унижений.