Кредо холопа

На третий день пути случилось досадное происшествие. Гриша, убаюканный мерным ходом Тита, задремал на его спине, и холоп, лишившись управления, тут же сделал талантливую тупость. Трасса делала поворот, и довольно резко уходила вправо, а прямо тянулась убитая грунтовка с жалкими следами некогда бывшего здесь асфальта. Человек, в чьей голове хоть немного мозгов, сделал бы поворот вместе с трассой, и продолжил путь, но Тит как пер прямо, так и понесся по грунтовке, оставив трассу за спиной. К тому моменту как Гриша проснулся, Тит успел унести его далеко в дебри. Распахнув глаза, Гриша увидел, что Тит скачет по ухабистой грунтовке, с одной стороны которой простерлось невозделанное, поросшее дикими травами, поле, а с другой вставал жиденький лес. Остановив паровоз, Гриша спешился и тут же ударил Тита жезлом по голове.

Насколько они отдалились от трассы Тит сказать не мог, потому что он вообще ничего путного не мог сказать в принципе, но на обратный путь сил у него уже не было.

– Убил бы тебя! – в сердцах прикрикнул Гриша. – Вот взял бы, и убил.

Но не убил, потому что кроме Тита ехать было не на ком.

Впрочем, досадное недоразумение обернулось неожиданной удачей. За лесополосой они обнаружили брошенный яблоневый сад со старыми деревьями. Сад зарос, превратившись в непроходимые джунгли, многие деревья или засохли или не плодоносили, но кое-где на ветках покачивались зеленые яблочки. Гриша сорвал одно, дал Титу на пробу. Тит сожрал и не поморщился. Тогда Гриша рискнул отведать лакомство сам, и выяснил, что кушать это не слишком вкусно, но можно.

Остаток дня Тит провел, лазая по деревьям в поисках самых вкусных яблок. Гриша лежал на траве, и изредка поторапливал слугу. А ближе к ночи, когда на небо уже высыпали звездочки, откуда-то из глубины сада донесся непонятный загадочный шум. Тит, крестясь, забормотал о дьяволе и чертях, но Гриша, будучи атеистом, не убоялся мифологических сущностей. Крепко держа в руках жезл, он стал осторожно пробираться сквозь деревья, приближаясь к источнику шума. Тит, боясь остаться в одиночестве, пыхтя и портя воздух, следовал за ним.

Фруктовый сад неожиданно оборвался, впереди было поле, освещенное многочисленными кострами. Гриша и Тит залегли в высокой траве, наблюдая за непонятным.

По полю оживленно сновало множество людей в одинаковой форме. Форма была незнакомая, грязно-белого цвета, и состояла из гимнастерки, просторных штанов, обмоток и лаптей. Гриша, имевший счастье служить в армии, сразу сообразил, что это военные. Потому что кому еще придет в голову темной ночью, при свете костров, таскать на своих плечах сколоченные из фанеры макеты танков в натуральную величину?

Один такой макет служивые протащили прямо рядом с лежкой лазутчиков. Грише доводилось видеть настоящие танки на учениях, одну такую машину он даже пометил персональной струйкой, поэтому муляжи поразили его своей непохожестью. Принять их за настоящие танки даже с очень большого расстояния мог только человек, который вообще не знает, что такое танк и зачем он нужен. Это были грубо сколоченные и местами связанные проволокой коробки, одна побольше, вторая, изображающая башню, поменьше. Вместо орудий главного калибра использовались стволы молодых березок, на которых даже уцелели веточки с листиками. Танки таскали на своих плечах солдаты, и Гришу поразил их изможденный и истощенный вид. Даже холопы, проживающие в имении, выглядели лучше. Тот же Тит, хоть и был мохнатой нечистоплотной свиньей, все же не напоминал анатомическое пособие – какое-то мясцо на костях имелось. А у защитников отечества остались одни кости, шкура да уставные лапти. Кроме того эти бедолаги были в три слоя покрыты синяками, что говорило о регулярно получаемых ими побоях. У иных на лицах старые, темные синяки смешивались со свежими, ярко-красными, из-за чего возникал эффект естественного камуфляжа. Тут же обнаружились и те, кто отвечал за камуфляж. Сержантов можно было легко отличить от солдатни даже не по знакам отличия, а по телосложению. С первого взгляда было ясно, куда деваются все те килокалории, которые проходят мимо воинов. Они исчезают в бездонных утробах сержантского состава, отчего эти утробы весьма раздаются вширь, а сами младшие командиры очертаниями напоминают вставшие на дыбы дирижабли.

В руках у сержантов были дубинки, этими дубинками они беззлобно, но согласно уставу, лупили подчиненных. Всякий раз, когда какой-нибудь солдатик получал по голове дубинкой (били исключительно по головам, тем самым, очевидно, пытаясь повысить их крепость и свести к минимуму необходимость в бронированном шлеме), он взбадривался и зычно кричал:

– Служу императору!

– Тит, ты в армии служил? – шепотом спросил Гриша, с удивлением посматривая на ночные маневры. В рядах вооруженных сил он насмотрелся на всякий маразм, но ночное перетаскивание фанерной бронетехники выходило за рамки обычного армейского идиотизма.

– Нет, – шепотом ответил Тит. – В том году на меня очередь попала. Погнали с прочими рекрутами в город, да там двоих заворотили, меня и Кондрата.