Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

Кататься на лыжах я собирался лететь к подножью Монблана, высочайшего пика западной Европы, на чудесный горнолыжный курорт, где уже раз бывал. Лететь туда можно было либо через Турин, затем автобусом в горы. Или лететь в город Милан, оттуда тоже автобусом, но много дальше. Конечно, в Турин лететь было удобнее, ближе к горам и покойнее. Но это означало – прятаться. Лететь же в Милан означало встречать проблему и начинать ее как-то решать. В Милане жила моя хорошая знакомая, незабвенная Анжела, и я бы ей обязательно позвонил. Если она меня тогда сразу не заложит своим родственникам-мафиози, то могла бы мне что-то рассказать, про их настроение, и что они обо мне думают. Я мог бы даже у нее переночевать, если она по-прежнему меня любит. А еще в Милане стоит древний, прекрасный собор, увидеть который мне хотелось всю жизнь. Да, в конце концов, с подножья Монблана, если припечет, я смогу, не снимая даже лыж, скатиться на другую, северную сторону этого пика, и оказаться сразу во Франции, или, чуть дальше, в Австрии. Тщательно это взвесив, прислушиваясь одновременно к разуму и к сердцу, в середине февраля я вылетел регулярным рейсом Москва – Милан.

Прилетев, я сдал лыжи и тяжелый рюкзак в камеру хранения автобусной станции, выписал себе расписание и отправился в центр. Я хотел посетить в этом городе, по крайней мере, одно место: миланский собор.

В справочном бюро я узнал адрес Анжелы: она давно жила в Милане отдельно, сначала с мужем и дочерьми, потом одна. Это она рассказывала мне сама, но то было летом. С адресом я узнал и ее городской телефон. Позвонил и впервые за полгода услыхал ее голос.

– Здравствуй, мой милый, – были ее первые слова, и от сердца у меня отлегло, значит, еще помнила.

– Я тут проездом, хотел тебя… услыхать, – я хотел сказать «увидеть», но в последний момент заменил слово.

– Мы с тобою увидимся?

– Мне бы хотелось. Сама назови место.

–У меня дома.

Я отложил осмотр достопримечательностей города и поехал сразу к ней. Красивый многоквартирный дом в богатом квартале. Свежие цветы в вестибюле, широкая мраморная лестница… Дверь она открыла сама. Я взглянул на нее, и сразу забыл приготовленные слова: живот у нее вздувался под широким свободным платьем, она была на последних месяцах беременности.

Я поцеловал ее в щеку, осторожно перегнувшись, чтобы не коснуться ее живота.

– Как ты изменилась! – молвил я, наконец, улыбаясь. – Прекрасно выглядишь.

– А ты все такой же, – она улыбалась счастливой улыбкой.

Мы сели с ней в гостиной, служанка принесла кофе, пирожные, что-то еще. Но разговор не клеился. Вернее, у меня ничего с разговором не получалось. Вспоминать старое было неприятно и глупо, общих знакомых в живых не осталось, настоящего у нас с ней не было, будущего тем более.

– Я думала, ты мне позвонишь.

– Звонил, и не раз, да номер не отвечал.

– Сменила его в Англии. Никого не хотела видеть и слышать… Ты меня еще любишь?

– Разве я бы приехал иначе? Ты знала, что я выбрался живым?

– Чувствовала. Узнала, когда наш Карло поклялся, что убьет вас обоих, Джулиано первого. Значит, ты был еще жив.

Я не стал расспрашивать Анжелу, кто ее новый муж, и где он сейчас, но оставаться у нее ради секса было противоестественно и невозможно. Единственное, что удерживало меня в этом городе, хотя бы на пару часов светлого утреннего времени, был прославленный миланский собор. Поэтому я обнаглел и по старой дружбе попросил Анжелу об услуге – переночевать в ее просторной квартире, хоть на полу, хоть где угодно, если это ее не скомпрометирует. Мне показалось это уместным: ведь не ехать же в горы, на ночь глядя, да и автобусы давно ушли.

Когда я катаюсь в Европе на лыжах, то встаю очень рано, еще затемно, и гляжу сразу в окно на ветки елок, и прикидываю по ним скорость ветра, и открыты ли с утра подъемники. Но и засыпаю всегда я очень рано, уже в десять. Так же поступил я и в гостях, в Милане. Однако, как только я заснул, или даже немного поспал, как пробудился от тихого скрипа двери. Успел подумать: «Зря я тут остался. Теперь все, это конец. Ну привет, Карло».

Но это был не Карло. Это была Анжела. Она была в розовом пеньюаре, живот у нее вздымался под ним еще выше.

– Ты испугался?

– Я думал, это Карло.

– Его уже нет в живых, не бойся его. Нашего папочки тоже. Где он теперь? Или, может, он еще в вашей холодной Сибири?

Я не знал о судьбе старого «дона», поэтому не мог ей искренне посочувствовать, и только спросил, из вежливости:

– Кто же у вас теперь «дон»?

– Я. Но только я «донья».

– Господи, Анжела…

– Я ведь старшая в «семье». Это как корона. Но как корона английской королевы. Я никого из «семьи» не вижу, не знаю, чем они занимаются, и знать этого не хочу. Я просто «донья», теперь вот беременная. А еще я герцогиня миланская, если ты не забыл.

– Я помню, помню…

– Прости, что я тебя разбудила… Хотела тебе сказать… я не вышла больше замуж. – Анжела подошла ближе и присела у меня в ногах. – Мне было противно, чтобы кто-нибудь ко мне прикасался.

Я вежливо и застенчиво покивал головой.

– Это твой ребенок, Ник. Очень большой живот, – видишь? – и весь он твой.