В зале заседаний ожидало еще одно удивление: там в шахматном порядке стояли столики и стулья так, что можно сесть лишь по одному, никак не компанией и даже не парой. Это еще зачем? Нехорошее подозрение шевельнулось в душе у автора «Двух бойцов», фильма, несказанно популярного в народе, принесшего государству хорошую прибыль. Вся страна уже третий год распевала «Темную ночь» и «Шаланды, полные кефали», а почему-то Сталинская премия так и проплыла мимо. Впрочем, грех жаловаться вам, Леонид Давидович, за «Пархоменко» и «Двух бойцов» в сорок четвертом орденок Ленина получили? Получили. А за первую серию «Большой жизни» Сталинскую второй степени отхватили? Отхватили. Ну, так извольте жить да радоваться, горе у вас, вот уж поистине, луковое!
Он постарался сесть как можно ближе к президиуму, чтобы и Сталин его увидел, и он — Сталина. Огляделся по сторонам. Впереди справа и слева сидели писатель-сатирик Зощенко и сценарист «Большой жизни» Нилин, который сразу же обернулся и потянулся к Лукову для рукопожатия. Сзади справа место оставалось незанятым, а слева сидел какой-то мрачный тип с орденом Ленина в лацкане пиджака, как и у Лукова, но без лауреатской медальки с профилем Сталина. Щеки впалые, и сам такой худой, что сразу вспомнилось словечко дородной мамочки, называвшей всех худых дристосиками. Леониду Давидовичу кивали, кто-то — как доброму знакомому, другие сдержанно.
Герасимов сел вблизи Фадеева, подошел к писателю, пожал руку и о чем-то успел переговорить, пока не началось заседание.
Собственно говоря, и впрямь грех жаловаться, судьба благоволила к Леониду Давидовичу. Родился он тридцать семь лет назад в Мариуполе, замечательном городе на юге России, который даже при советской власти не оказался отягощен именем какого-нибудь партийного деятеля, даже Жданова, тоже здешнего уроженца. Друзья шутили: «Со временем будет Лукополь». «Лучше Лукоморье», — смеялся он в ответ.
В анкетах Луков писал, что его отец работал местным фотографом, и сие нисколько не означало, что папаша владел всеми фотоателье города и тремя банками в придачу. Нет, большая еврейская семья жила бедно, но при этом вполне счастливо. Так тоже бывает. В двенадцать лет Леня стал помогать отцу, одновременно учась в электропрофшколе. В волшебный фонарь он влюбился беззаветно и навсегда, а поскольку денег на синематограф не хватало, устроился таскать яуфы с кинолентами с одной стороны главной улицы города на другую, из иллюзиона «Гигант» в иллюзион «Двадцатый век». И за это имел право смотреть фильмы бесплатно. Так кино вошло в его жизнь, чтобы потом он сам вошел в жизнь кинематографа.
Бывший ученик электротехника эстампажного завода, он прекрасно разбирался в кинотехнике. Фанатик мариупольского драмкружка, он овладел азами актерского искусства. Писавший неплохие рассказы, он и в сценарной технике быстро освоился, а свежеиспеченная Киевская киностудия приняла его сценарий «Ванька и мститель». Вскоре все вместе слепило из него кинорежиссера, и он стал снимать собственные картины. Известности они не приносили, даже «Я люблю», хороший уровень которой отметили и кинокритики, и даже другие режиссеры.
И вдруг — «Большая жизнь», фильм о шахтерах, сделавший тридцатилетнего Лукова всенародно известным. Немалую роль сыграла в этом и любимая зрителем парочка Андреев — Алейников. Алейниковский Ваня Курский настолько вошел в народ, что всюду только и слышалось: «Ведешь себя, как Ваня Курский!» или «Тоже мне, Ваня Курский нашелся!» И вся страна запела главную песню «Большой жизни»: «Спят курганы темные, солнцем опаленные». А в шахтерских городах зрители шли смотреть картину всей семьей, нарядившись, как на майскую или ноябрьскую демонстрацию. А когда узнали о присуждении Сталинской премии, весь Донбасс праздновал.
У Александрова — Орлова, у Герасимова — Макарова, у Ромма — Кузьмина. Вот и у Лукова одновременно и жена, и исполнительница главных ролей в его фильмах — Вера Шершнева. Еще одна знаменитая творческая пара. Только сегодня здесь парочки разлучены, представлены лишь мужскими половинами.
В зал заседаний вошел второй мариуполец, Жданов, и Луков ему по-свойски помахал, но на сей раз Андрей Александрович его не заметил, поднялся в президиум, сел за стол в самом центре. Высоко взлетел в этом году земляк — стал председателем Совета Союза — одной из двух главных палат Верховного Совета СССР. Известно и особое расположение к нему Сталина, на Ближней даче даже рояль поставили, чтобы Жданов, когда приезжает, мог на нем играть. Пианист он отменный. А сегодня еще и выступает председателем заседания Оргкомитета ЦК партии. Наконец-то увидел младшего земляка, улыбнулся ему, но сдержанно, как и полагается в таких случаях.