Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

Желая укротить его аппетиты, все кому не лень стали выискивать недостатки в работе, мол, сначала разберись с тем, чем заведуешь, а уж потом поговорим о советском Голливуде. Посыпались докладные записки: начальник киноуправления вводит руководство страны в заблуждение, гигантские сметы осваиваются не на обозначенные нужды, а на обслуживание личных интересов Шумяцкого и всей его шатии-братии, взяли столько-то, а себе в карман положили половину.

— Товарищ Шумяцкий, а правда ли, что вы всюду возмущаетесь: товарищ Сталин сорок раз смотрел «Чапаева» вместо того, чтобы другие картины посмотреть? — однажды спросил главный зритель.

— Товарищ Сталин! — окаменел Борис Захарович от страшного вопроса. Он и впрямь имел неосторожность такое ляпнуть. В присутствии кого? Кто наябедничал? Мачерет? Рудзутак? Андреев? — Я совсем не так говорил. Меня все просят, чтобы я показал вам их фильмы, и я однажды сказал, что надо снимать такое кино, как «Чапаев», чтобы товарищ Сталин захотел их по сорок раз пересматривать.

— Точно? — с недоверием спросил главный зритель.

— Клянусь!

— Бойтесь клеветников. Иногда бывает важно не то, что вы скажете, а то, как это переврут.

О Киногороде писали не только киношные издания, но и сама «Правда», и в то же время на разных собраниях то и дело горлопанили о лишней трате государственных денег, которую повлечет создание нашего Голливуда. На них можно было и не обращать внимания после успеха «Веселых ребят», «Чапаева» и «Юности Максима». Даже фильмешник, посвященный возвращению празднования Нового года, кинодокументалист Миша Слуцкий снял под песни на музыку Дунаевского, на стихи Лебедева-Кумача и в исполнении джаза Цфасмана: «Растем все шире и свободней, идем все дальше и смелей, живем мы весело сегодня, а завтра будет веселей!» И главному Деду Морозу страны, усатому кремлевскому грузину нравилось, хотя всюду только и вопили, что джаз — обезьянья американская какофония.

На всех собраниях Шумяцкий произносил пламенные речи, рассказывал, что в ближайшие два-три года СССР будет производить до трехсот фильмов в год, а для этого построим огромный Киногород в районе солнцестойкого юга в благоприятных климатических и природных условиях.

Неожиданного союзника Борис Захарович нашел в операторе Нильсене. Оказалось, тот внимательнейшим образом изучил строение Голливуда и предложил теперь вчерне свой план строительства. Когда климатологи представили доказательства, что берега Тавриды для такой цели предпочтительнее берегов Колхиды, Шумяцкий собрал комиссию и отправился в продолжительную командировку. Председатель Крымского Совнаркома Самединов лично возил комиссию по всему побережью от Феодосии до Евпатории. Из множества претендентов выбрали Ялту, Алушту и долину Ласпи. Нарком кино вернулся из поездки счастливый и теперь всюду только и говорил о Киногороде, даже называл его Крымвудом. Вышла статья «Построим лучший в мире Киногород» с предварительными параметрами, какую территорию будут занимать производственные предприятия, помещения для постройки постоянных декораций, какой будет кубатура жилых, коммунальных и прочих помещений. Предполагалось, что из двадцати пяти тысяч жителей Киногорода двадцать две тысячи будут заняты непосредственно на производстве, остальные — их обслуга.

^{Делегаты легкой промышленности приветствуют И. В. Сталина. 1936. [РГАКФД]}

И вдруг — удар, откуда не ждали. Эти два юмориста, Ильф и Петров, вернулись из Америки и давай драконить проект Шумяцкого. Подали записку лично Сталину: и солнце перестало играть прежнюю роль в кинематографии; и все американцы говорят, что сейчас не стали бы строить отдельный киногород вдали от культурных центров страны, а развивали бы отдельные киностудии во всех городах; и актерам будет неудобно ездить туда-сюда из Москвы или Ленинграда в Крым и обратно; и пятое, и десятое. А Сталин, надо учесть, любил книги Ильфа и Петрова, «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» по нескольку раз перечитал. Во время очередного сеанса в Зимнем саду главный зритель в присутствии Орджоникидзе, Микояна, Жданова и сына Васи затеял дискуссию по поводу возражений двух популярных сатириков:

— Все-таки не последние люди в нашей культуре. Что вы думаете, товарищ Шумяцкий?

— Брешут! — сердито ответил тогда нарком кино. — Глупейшая и безответственная брехня, товарищ Сталин. Ни солнце, ни натуру невозможно заменить. Я уже навел справки. Ильф и Петров английского не знают, к ним приставили переводчика Адамса, американца, который у нас восемь лет работал и был завербован органами, а также с ними крутился директор «Амкино» Берлинский, так вот, оба утверждают, что ни разу ни с кем эти гаврики о ненужности Киногорода не разговаривали. Вообще. То есть ни словечка.