Кремлевское кино (Б.З. Шумяцкий, И.Г. Большаков и другие действующие лица в сталинском круговороте важнейшего из искусств)

Началась гражданская война в Испании, Шумяцкий быстро отправил кинооператоров Кармена и Макасеева снимать хронику. Чкалов, Беляков и Байдуков совершили беспосадочный перелет из СССР в США, Шумяцкий организовал впечатляющие съемки их возвращения. А московский генпрокурор Филиппов обвинил наркома кино в сокрытии тайны настоящей фамилии Экка, поскольку режиссер на самом деле Ивакин и служил в Белой армии. И что теперь? Автора первой звуковой и первой цветной советской картины расстрелять?

Кляузы сыпались одна за другой: якобы Шумяцкий давно переродился, под его крылом обретались троцкисты-зиновьевцы; он не только потерял революционную совесть, но усыплял и притуплял эту бдительность у других коммунистов; он сумел разогнать ценных работников, а вместо них окружил себя беспринципными заклятыми врагами нашей страны, всякой швалью и отбросами, беспрестанно воспевающими его; а посему Шумяцкий превратился в тормоз развития советской кинематографии и дольше не может руководить этим важнейшим участком.

В это же время в одуревшей от жары Москве гремел политический процесс над троцкистами Каменевым, Зиновьевым и созданной ими враждебной группировкой, и Борис Захарович написал коллективное заявление от кинематографистов с требованием самой суровой расправы под названием «Несокрушимой стеной любви и преданности окружим нашего Сталина», первым поставил свою подпись, а уж к ней стали лепиться подписи других кинодеятелей: Эрмлера, Козинцева, Трауберга, братьев Васильевых, Юткевича, Эйзенштейна, Дзиги Вертова, Бабочкина, Довженко, Пудовкина, Гардина, Ромма, Александрова, Птушко, Барнета, Шуб, Москвина, Тиссэ и еще восемнадцати подписантов меньшей величины. И попробуйте мне не подписать, голубчики!

Эйзенштейн даже отдельную статью напечатал: «Покарать убийц!» Очень тогда Сергей Михайлович вошел в тему народного возмездия, работал над вторым вариантом фильма «Бежин луг» — на основе истории гибели Павлика Морозова, по фильму Степки Самохина. Первый сценарий написал бывший чекист Ржешевский, но, посмотрев черновой вариант картины, Шумяцкий пришел в негодование и произнес два слова, ставшие очень модными после того, как их в одной из своих речей сделал крылатыми Сталин:

— Социальный утопизм. — Он увидел одобрительную реакцию остальных участников просмотра и продолжил: — Причем социальный утопизм самого уродливого характера. Нужен новый сценарий и новый вариант картины.

Когда он доложил Сталину, тот даже не захотел смотреть:

— Поступайте, как считаете нужным.

Второй сценарий написал Бабель, и из московского пекла Эйзенштейн отправился в благодатный Крым снимать все заново.

А Каменева и Зиновьева, двух ближайших соратников Ленина, тем временем расстреляли. Когда их вели на казнь, Зиновьев рыдал, бросался на колени перед конвоирами, умолял устроить ему личную встречу со Сталиным, а Каменев сказал: «Перестаньте, Григорий, умрем достойно!»

В аппарате Шумяцкого тотчас выявили и арестовали с десяток троцкистов-зиновьевцев, а Борису Захаровичу снова поставили на вид его невнимательность и потерю бдительности к врагам народа. Ильф и Петров тут же нарисовались с новой статьей «Славный город Голливуд», где доказывали, что американский киногород так же далек от настоящего искусства, как обезьяна от человека. Но главное, время шло, а проекты Киногорода в Крыму по-прежнему так и оставались проектами.

С назначением Ежова на пост наркома внутренних дел террор, начавшийся при его предшественнике Ягоде, стал стремительно набирать силу. Сколько раз судьба Шумяцкого висела на волоске. Скольких людей арестовывали и расстреливали за какие-то мелочи, а на него выливали ведра помоев, где клевета мешалась с правдой, и он до сих пор цел и невредим, садится в самолет-лимузин, биплан П–5Л с двухместной пассажирской кабиной, но он в ней один, потому что у него телеграмма от самого товарища Сталина: «Необходимо ваше присутствие». Мотор чихает, пропеллер крутится, самолет начинает движение и взлетает, неся в пассажирской кабине не кого-нибудь, а важного государственного деятеля. Небо становится все более хмурым, прощайте крымская теплынь и радостное солнышко!

^{Записка И. В. Сталина Б. З. Шумяцкому о кинофильме «Щорс». 9 декабря 1936}

^{Подлинник. Автограф. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 829. Л. 98]}

Врагов у Бориса Захаровича становилось все больше и больше. Теперь вслед за Эйзенштейном Довженко стал жаловаться Сталину, мол, Шумяцкий тормозит создание ленты об украинском Чапаеве, то бишь Щорсе. И этот бывший самостийник собрал вокруг себя Пудовкина, Донского, Барнета, и те вместе с ним устроили в Доме кино диспут о том, способен ли нарком кино и дальше руководить отраслью. Кто за то, что не способен? Подавляющее большинство, товарищи!

Пришлось писать письмо Молотову с требованием осадить новоявленных распоясавшихся киносамостийников.