Кремовые розы для моей малютки (СИ)

Анна вздрогнула. Кто там? Кто это, кто?! Над ее головой проскользнули три маленьких темных силуэта, а над ее ухом раздался тонкий, жалобный писк. «Нетопыри... о, Господи, спаси и помилуй! Куда же я забрела?» Какие-то нескончаемые декорации к фильму ужасов, брр! И фонари тут есть — о, да! — но чаще разбитые, а те, что светят — не разгоняют тьму, а как будто наоборот, еще сильнее сгущают. Поразительно! В этом кроется какая-то зловещая тайна, думала Анна.

Будь рядом с ней брат — он бы непременно посмеялся над ее страхами, мол, ерунда это — не бойся, не дрожи! И при виде черной кошки, перебежавшей его сестре дорогу — только усмехнулся бы. Обнял бы ее покрепче, погладил по голове — как в детстве — и сказал: все чушь и бредни злых старух, а у тебя, сестренка, все будет хорошо. Иначе — просто невозможно. Я ведь так тебя люблю...

Она вспомнила это, приободрилась, улыбнулась и зашагала веселей. Пейзаж вокруг по-прежнему оставался мрачным, тоскливым и каким-то («Господи, спаси!») кладбищенски-безнадежным. Запоздалых — подгулявших в воскресный вечерок — прохожих ей не попадалось. Ни одиноких, ни в компании. Ни дежурных полицейских патрулей. Да что там!.. даже бродячих собак — и тех не было. Луна, нетопыри да черные кошки — вот кто ее спутники сегодня. Малосимпатичная компания, думала Анна. Но другой — увы! — здесь не было.

Чем дальше она продвигалась, тем страшней и безысходней становились «декорации». Но Анна продолжала идти — из чистого упрямства и глупой надежды: а вдруг эти скверные виды, наконец, сменятся на те, которые она ждала. Как по-волшебству! «Господи, помоги мне! И ты, святая Клара, и ты, святой Фома! Помогите мне в моем пути, сберегите меня и охраните! Умоляю вас, пожалуйста... о, пожалуйста!» Она молитвенно сложила руки, глядя в небеса. Возвращаться назад — о, нет! Нет-нет-нет! На это не хватало ни сил, ни терпения... да и попросту не хотелось. И еще этот чертов сломанный каблук! Она заблудилась? Подумаешь! Господь и святые помогут ей, она найдет приют и ночлег, ей подобающий. Непременно! вот-вот!.. осталось совсем немного — или много, что ж, пускай! Она дойдет, обязательно дойдет... но как же сыро, холодно и мрачно. Как гадко тут пахнет, фу!

Так Анна шла, то молясь вслух, то уговаривая себя. А потом — стала просто считать шаги. Так ей казалось легче, отвлекало от скверных мыслей, страхов и сомнений. И вскоре полная Луна перестала казаться сулящей одну только печаль, только зло и горе.

Анне вновь захотелось улыбаться.

И тут возник новый «мираж». Ажурная каменная изгородь, густо увитая розами. И светло-серый камень, и кипенно-белые цветы казались невесомыми. Анна бросила чемодан, развела руками цветочные плети и приникла к образовавшемуся отверстию.

Прямо перед ней — рукой подать! — маячил хорошенький домик. В капризном и коварном свете луны, он выглядел пряничным — как в одной старой, старой сказке. Возле самого дома стоял фонарь, похожий на гигантский цветок. Он как будто соперничал с Луной — кто лучше осветит входную дверь и ведущую к ней от ворот каменную дорожку.

Не дом, а провал во времени. Какой-то анахронизм, абсолютно неуместный в современном промышленном городе. Даже на его окраине, на отшибе. Вдали от огней фигурных, многоярусных шоссе — обычных и скоростных, от многочисленных ночных кафе и баров, от заводских и фабричных корпусов, окутанных дымом, от сверкающих сталью и сверхпрочным стеклом одиноких небоскребов — убежища банковских служащих; унылых многоэтажек — приюта рабочей бедноты и роскошных «доходных» домов — убежища совсем иной публики; от частных пансионов, интернатов, приютов и казарм.

Неожиданно для себя, девушка вспомнила, как они с братом читали в детстве старую сказку. О детях, заблудившихся в лесу. Долго они блуждали, пока не увидели красивую большую поляну, а на ней — удивительный домик. Анна помнила эту сказку почти наизусть — бог весть почему, они с Патриком читали ее чаще других. А порой даже разыгрывали ее в лицах. Казалось, это было совсем еще вчера... Память Анны внезапно подсказала слова: «Домик-то был не простой, весь сложен из вкусного белого хлеба, пряниками крытый, а в окошки его вставлен чистый леденец».

Они тогда спрятались под стол в библиотеке и опустили бархатную скатерть — чтоб страшнее было. Читали со свечкой и едва не устроили пожар. Когда Патрик, изображая ведьму, начала завывать и корчить жуткие рожи, Анна так сильно испугалась, что уронила свечу. Закрыв лицо руками, она плакала и дрожала, пока брат гасил пламя. Обжигаясь и фыркая от боли, а еще — чертыхаясь. Им в тот вечер здорово досталось от отца. Но Патрик взял всю вину на себя. Он виноват, его и наказывайте.

…Тут Анна опомнилась и, с силой, дернула серебряный колокольчик. Дверь приоткрылась, изнутри выглянула голова старой дамы, и два круглых, немигающих, глаза уставились на девушку.

- Добрый вечер. Я заблудилась. Можно ли войти?