Кремовые розы для моей малютки (СИ)

— Именно так. Боюсь, друг мой, что тогда его со стоянки прямо ко мне доставят. А у меня, как назло, сейчас ни одного свободного места. Даже в «люксе». Скажу вам по-секрету, как старому другу и, кхм, постоянному клиенту — давно такого наплыва не было.

— Так это же отлично, док! Больше психов — больше прибыли на вашем счету. На хлеб с этой жирной французской пакостью — как ее там, фуа-гра? — точно хватит. На завтрак, обед и ужин. И красотку можно с ног до головы обмазать ею, а потом — облизать, медленно, с чувством, — мечтательно произнес господин в синем. Вздохнул и покраснел.

— Да знаю я ваши пристрастия. Кулинарные, кхм. Передо мной краснеть не надо, — усмехнулся господин в черном. — Главное, вовремя остановиться. И не кусать бедную девушку во все нежные места до крови.

— Ох, док...

— Что «док»? Второй раз я вас от полиции не отмажу, запомните. Вы же приличный человек, уважаемый бизнесмен — учитесь держать себя в руках.

Господин в синем понурился и закачал головой, как глиняный болванчик. Лицо его выражало полное раскаяние и смирение. Безоговорочное.

— Кстати, ко мне вчера привезли даму. Ваша «коллега» по диагнозу, почти.

— Как это? — поднял глаза господин в синем.

— Ох, нехорошо я поступаю, надо бы молчать, — вздохнул господин в черном. — Если бы не наше старое знакомство...

— Док, я — могила, закатанная в асфальт! Никогда, нигде и никому, слышите?!

— Верю-верю! Короче, за обедом подали пирожные, дама съела три штуки, тут ее и переклинило. Бросилась на мужа и покусала, до крови... еле оторвали. Кричала: «Не отнимайте у меня это пирожное! Сладкое, жирное, любимое! Дайте, дайте хоть кусочек! Хоть одну розочку... дайте, дайте!» Визжала, рыдала, выла. Трое слуг — и то еле скрутили «сладкоежку». А мужу озверевшей, кхм, дамы — тридцать три шва наложили. Забавно.

Господин в синем еще сильнее покраснел и быстро, на скорую руку, перекрестился.

— Вот же не повезло бедолаге, — вздохнул он.

— Удивительно другое, — прищурился господин в черном. — Ко мне стали поступать жертвы ночных кошмаров, обоего пола. Такое на первом приеме рассказывают — просто волосы дыбом. Очень, очень занимательно, — с удовольствием промурлыкал он. — Какая-то эпидемия в городе, кхм. И все до одного — уважаемые, состоятельные люди, вот уж кому и наяву, и во сне радость. Не жизнь, а мед. Не фабричные работяги, не прислуга, не официанты или поденщицы, не таксисты или метельщики и вокзальные грузчики, не уличные музыканты или няньки в приюте для подкидышей. Наконец, не бездомные нищие или проститутки. Хотя о чем я? Эти ко мне точно не попадут.

— Док, — осторожно перебил господин в синем. — А за какой шиш?

— Я не святой угодник, и моя клиника не для простолюдинов и нищих. Потому и процветает, — самодовольно произнес господин в черном. Он быстро, мелко перекрестился и трижды сплюнул через левое плечо. — Простонародью, друг мой, я бы и не стал помогать. Зачем? С точки зрения привилегированных классов, эти бедняги в кошмарах живут: кто от случая к случаю, а кто и постоянно там барахтается, им привычно. А что привычно — то нормально, сами понимаете. Впрочем, это уже не медицинская, а философская проблема.

— И нас с вами волновать не должна, — задумчиво сказал господин в синем.

— Абсолютно точно, друг мой!

Они переглянулись с усмешкой. И неторопливо побрели прочь, негромко и неспешно, даже лениво, переговариваясь. Предмет их разговора был на этот раз очень далек и от автомобилей, и от психиатрии, и от недостойных в своем ничтожестве людей.

На кустах, обрамляющих автостоянку, громко галдели воробьи. И ласточки кружили низко-низко, почти над их головами. Где-то там, в далекой вышине, собирались и теперь двигались к городу серые лохматые тучи. И вот уже первая капля упала на выпуклый, высокий лоб господина в черном. А за ней — вторая, третья, четвертая, пятая...

— В программе вечера — дождь, — усмехнулся господин в черном, раскрывая зонт. Большой и угольно-черный. Разумеется. — Прибавьте шагу, друг мой, сейчас ка-ак хлынет...

И, плюнув на солидность, они припустили бегом. Туда, где сверкала огнями торговая галерея — уже набитая битком: и покупателями, и праздными зеваками, и теми, кто по своей рассеянности забыл дома зонт.