Кремовые розы для моей малютки

Ненавистный город! Уезжать, немедленно уезжать! Как попало побросала вещи в чемодан — и вызвала такси. Внизу, в холле гостиницы, ее терпеливо и бесстрастно ожидала дипломированная медсестра. Доктор Уиллоби, с ласковой улыбкой, очень любезно и строго объяснил: она отправится с вами до самого дома… на некоторое время. О, совсем-совсем недолгое! Так необходимо, моя дорогая леди. Черт с два будет по-вашему, мрачно подумала Анна.

Всю дорогу от гостиницы до вокзала она проехала с зажмуренными глазами — не желая видеть ничего вокруг. Прочь, прочь из этого кошмарного, отвратительного города! Уехать и все, что с ней тут произошло — забыть и поскорее, поскорее! И навсегда!

…Через полчаса она, вместе с услужливой медсестрой, вошла в купе спального вагона. После ухода носильщика и проводника, Анна, с милой улыбкой, попросила женщину сбегать на перрон за какими-то пустяками. Их продавали в здании вокзала: «Это далеко от стоянки поезда, там может быть многолюдно, вам придется двигаться! Эти пустяки нужны мне срочно, это каприз, а вы должны исполнять мои капризы! Вы же не хотите, чтобы мне стало плохо? Доктор Уиллоби вас за такое не похвалит, мисс. Что вы стоите? Зачем попусту глазеете? Бегите скорей, вот-вот начнется дождь».

Медсестра была отлично вышколенной, однако совсем неопытной — она выскочила из поезда и побежала к зданию вокзала. Стоило ей оказаться внутри и затесаться в толпу местных и приезжих, как поезд тронулся. С усилием вывинтившись из людского водоворота, она побежала по длинным переходам назад, отталкивая одних и принося извинения другим, оттаптывая кому-то ноги и кого-то невольно сбивая на бегу. Наконец, запыхавшаяся медсестра выскочила наружу. И увидела «хвост» поезда. Он быстро удалялся, растворяясь в пелене дождя.

Анна представила эту картину очень ярко, будто наяву. Так тебе и надо, злорадно усмехнулась она. Пасти меня задумали, контролировать каждый мой шаг… ну, уж нет! Она послала воздушный поцелуй и резким движением задернула шторку. И села так, чтобы не видеть даже закрытого окна. Раскрыла купленный на перроне дамский журнал и углубилась в какую-то нелепую, хотя и забавную статью. Ей сейчас было все равно, что читать — хоть описание модного автомобиля, хоть рецепты сэндвичей, хоть свежие актерские сплетни. Абсолютно — все равно. Занавеска останется задернутой до конца пути. Она так решила.

Патрик — что ж, он сделал свой выбор. И останется здесь — навеки, до Судного Дня. Господи, как она сегодня не умерла на его могиле… как выдержала это зрелище, не рыдая и не падая в обморок, Анна и сама до конца не понимала.

Разумеется, она оплатит и надгробие, достойное их древнего рода, и уход за могилой… лет на пятьдесят. И ежегодный молебен в самых известных, почитаемых соборах и монастырях графства — на этот же невеликий срок. Полвека — это ведь песчинка для вечности, грустно подумала Анна. И все-таки, все-таки это «хорошо весьма». Да, она выполнит свой долг перед братом. Последний долг, увы. Потому как сюда, в этот ужасный город, она никогда больше не вернется. Так надо. Так будет лучше для них обоих. И только — так. Аминь!

О свадьбе достопочтенной леди Анны Биргит Кэролайн Элизабет Эйлис Доллоуэй, тринадцатой графини Кастлбарской и Даллегоннской, писали все газеты. Церемонию венчания в главном соборе графства и последующие торжества транслировали по всем телеканалам. Зрители пребывали в бурном восторге: пышность и великолепие, а также — количество родовитых семей и «первых людей королевства» прямо-таки зашкаливало. Говорят, венчание удостоила своим присутствием и сама вдовствующая королева-мать.

Всем было радостно и весело в тот ясный денек. Люди родовитые тешили свое тщеславие. Люди простые — ни титулами, ни богатством не обремененные — тешили свои желудки. Потому что виски и портер подносили всем желающим — как будто наливали их из бездонных бочек. Знаменитые «пастушьи колбаски» — острые до невозможности, от которых во рту мигом разгорался пожар — имели не меньший успех. Музыканты наяривали так, что казалось: еще немного — и пустятся в пляс каменные ангелы, застывшие на трех ярусах собора, а затем — пустится в пляс и каменная святая Клара, уже который век простирающая руки над входящими.

Торжество омрачило одно происшествие. В разгар церемонии, когда молодые обменялись кольцами у алтаря, к новобрачной бросилась юная нищенка. Бог весть, как она пробралась сюда. Перед тем, как охранник схватил девчонку, та успела протянуть леди Анне букет роз. Ослепительно-белых и благоуханных. О том, что роскошный букет украден из чьего-то сада, красноречиво «говорили» руки нищенки — окровавленные почти до локтей. Видно было, что она хорошо постаралась: множество мелких капель крови попало и на лепестки.