Кремовые розы для моей малютки

— А, чуть не забыл! Анонимки мне посылать не стоит. Я не стану больше их читать.

В зрачках миссис Тирренс на секунду — не долее! — вспыхнули адские угольки. И тут же погасли, как будто их и не было. Морок, фантом, глюк.

Доктор Кларенс Уиллоби, предупрежденный звонком Фомы, ожидал на пороге клиники. За его спиной маячила дюжая медсестра, с намертво приклеенной улыбкой.

— Думаю, эта леди сполна расплатится с вами, господин доктор — чуть позже. Оставляю ее у вас. Я вам перезвоню — узнать о ее самочувствии.

Доктор быстро окинул взглядом Анну, прищурился, что-то мысленно прикинул — и кивнул: хорошо-хорошо. Буду ждать, господин комиссар!

— Ее нахождение здесь должно оставаться в секрете… пока. Никаких газетчиков. А то глазом не успеете моргнуть — налетят, стервятнички брехливые.

— Боже упаси, господин комиссар! Думаю, через три-четыре дня леди будет чувствовать себя гораздо лучше.

— Очень рассчитываю на вас, — улыбнулся Фома.

После его ухода, доктор Уиллоби провел Анну в свой кабинет и усадил в кресло. А потом — протянул ей, по-прежнему безмолвной и отрешенной, стопку бумаги и ручку.

— Понимаю, леди, что говорить вам сейчас тяжело. И не надо, — он осторожно прикоснулся к ее плечу. — Вылейте все ваши страхи на бумагу. Не держите их в своей памяти.

Он ободряюще улыбнулся.

— Х-хорошо, — неуверенно сказала Анна. — Хо-орошо.

— Вот и чудесно, — улыбнулся доктор Уиллоби. «Представляю, какие у вас, моя красавица, прелестнейшие кошмары. Предвкушаю! Что-нибудь обязательно пригодится для моей новой книги, прелестно-прелестно!» Он потер руки: день, когда в его руки попадает такой превосходный материал — это день особенный. Как тут не радоваться?! Доктор Уиллоби улыбнулся своим мыслям, на минуту, став похожим на везучего кота. Охота на чужие душевные мучения — это ведь охота не столько ради еды, сколько ради интереса, она ждет его, уже завтра… ах, как замечательно!

Сразу же после возвращения господина комиссара в Управление полиции, туда позвонил, а затем и прибежал… да-да, именно прибежал — охранник Петер из «Райских кущей». Взволнованный, с горящими глазами. Правой рукой он прижимал к груди здоровенный ком бумаги. Прижимал так, будто внутри его — сокровище.

— Возле забора нашел, где второй запасной выход, — сказал охранник. — Сто лет там не проверяли, а зря… как у нас еще все машины не поперли, удивляюсь. А заикнись я, криков будет, уй! И опять виноват останусь. Как всегда.

Он бережно развернул бумагу — и полицейские ахнули. Кто-то даже присвистнул. Надо же, что у них на земле валяется.

— Как такую вещь никто из клиентов не заметил и не попер, сам удивляюсь.

— Больно приметная вещица, — усмехнулся господин комиссар. — Такую вряд ли продашь быстро и легально, за полную стоимость, хвастаться ею — и то чревато.

Все сгрудились возле стола господина комиссара, разглядывая принесенный вещдок. Фома украдкой наблюдал за лицами своих подчиненных — и, в который раз, поражался: насколько они все разные. Лицо Майкла Гизли выражало сложную, гремучую и взрывоопасную, смесь возмущения и восторга. Еще двое парней — будто окаменели от изумления. Джон Доу, «живой труп и ходячий мертвец», глядел на содержимое пакета с недоверием — а вдруг мерещится? Бывают же коллективные, массовые галлюцинации. Может, и сейчас… оно того, а? И только лицо Самуэля Шамис оставалось абсолютно бесстрастным. Впрочем, как и всегда.

— Надо же, как грамотно упаковал. Молодец! — похвалил охранника господин комиссар.

Парень смущенно улыбнулся.

— Что я, дурак? И ж за вами наблюдал тогда… ну, сами знаете. Примечал все: вдруг пригодится? И в синема сто раз видел: то, что преступник обляпал своими руками — трогать нельзя. Никому.

Фома хмыкнул: точно, не дурак.

— Начальству, то есть брату, показывал?

— Хотел сначала… передумал. Еще отберет, а потом скажет, что я из чьей-то машины попер и заставит ему штраф уплатить, под угрозой увольнения. Подумал, что лучше вам отдать. Надежнее.

— Да, парень, ты определенно не дурак. Вот и дальше молчи. И мы ему ничего не скажем, не бойся.

— Спасибо. Я к вам сразу прийти хотел, да замотался и забыл, — покаянным голосом сказал охранник. — Простите, господин комиссар!

Господин комиссар молчал и выжидательно смотрел.

— Ну, вы же знаете нашу беду! Сегодня еще пятеро договор расторгли, а двое — звонили, ругались и грозились… на днях придут забирать свои «колеса». Если так пойдет — совсем закроемся. Господин Энс терять статус не хочет, а держать стоянку для простолюдинов — не по его нраву.

Охранник вздохнул.

— Ему-то что? Ему дядюшка поможет, из любой задницы к деньгам вытащит, а меня, наоборот, — под зад и «на волю». На фабрику я не хочу, сдохну я на конвейере. Охраннику хорошая рекомендация нужна, брат не даст, обещал уже. Побираться — так другие нищие побьют.

— А ты в могильщики подайся, бг-г! — подмигнул Майкл Гизли. — На свежем воздухе, всегда при деньгах и никакого беспокойства: мертвые, они тихие.