Кремулятор

— В первые дни нас не выпускали на берег. Союзнический карантин. Во-первых, была эпидемия, во-вторых, шутка ли принять сто пятьдесят тысяч голодных ртов, которые нужно было чем-то кормить. Лысые женщины, коротко­стриженые дети и потерявшие родину мужики — армада вшей! Несколько суток мы ожидали разрешения союзников, но они продолжали медлить. Что с нами делать — никто не понимал — кроме всего прочего, мы оставались какой-никакой, но все же действующей армией...

— Трусливой, разбитой армией!

— Может, и так, но расквартированные в Константинополе союзники по-настоящему опасались нас. Кто мог знать, что у нас в головах? Встречай, Царь­град! Что, если, сойдя на берег, мы решили бы взять хоть этот самый город?

— У вас бы это ни в коем случае не получилось бы, как и все, за что вы брались! Ладно, показывай мне, что было дальше, а не что думали о вас ваши же союзнички!

— В конце концов, нам разрешили сойти на берег, однако только в том случае, если мы сдадим всё оружие...

— И вы, конечно же, сдали?!

— А что нам оставалось делать? Там, в Константинополе, нас никто не ждал... разве что греки, эти мерзкие жулики на крохотных суденышках, которые, словно мухи на дерьмо, тотчас налетели на наши корабли.

— Зачем они налетели на корабли? Грабили вас?

— Нет, они выменивали еду на драгоценности. Как там говорится: друг познается в беде? Сколько лет нам рассказывали, что греки — наши братья, что мы должны помогать им, приходить на помощь, что у нас общая культура, вера и прочая чепуха... На деле же оказалось, что турки относились к нам гораздо лучше…

— В чем это проявлялось?

— Ну уже хотя бы в том, что они разрешили самым предприимчивым из нас открыть в центре Константинополя десяток ресторанов, в которых русским женщинам позволялось работать официантками, а заодно и помогать местному населению лишаться девственности. В те дни мы шутили, что прежде, чем положить в рот крошки хлеба, русская баба непременно кладет в него турецкий хер. Будь моя воля, я бы переименовал все наши суда во что-нибудь вроде «Скарлатины», «Тифа» и «Жриц любви». Развалившаяся империя поставила вдруг в Константинополь столько шлюх, что жены беев начали писать письма на имя губернатора с требованием выгнать из города русских проституток, которые оказались гораздо хуже и страшнее сифилиса и алкоголя...

— Что еще?

— Можно закурить?

Продолжение четвертого допроса #

«Что еще? Стоит ли мне рассказывать этому Перепелице, что в дни того печального путешествия, еще на корабле, пока одни бежавшие сражались с мор­ской болезнью, а другие продолжали вылизывать яичную скорлупу, кому-то вдруг пришло в голову, протискиваясь между людьми, пронести по палубе корабельный журнал, в котором каждому желающему предлагалось ответить всего на один-единственный вопрос:

Когда мы вернемся в Россию?

Одни писали, что через полгода, другие, что через два, а я написал всего четыре строчки из Блока:

И голос был сладок, и луч был тонок,

И только высоко, у царских врат,

Причастный тайнам, — плакал ребенок

О том, что никто не придет назад.

Помню, что тот странный человек с журналом фыркнул, вырвал из моих рук карандаш и бросил что-то вроде того, что я не патриот, а он уже через несколько месяцев вернется в Крым. Вот же дурак… Судя по всему, этот комично храбрящийся пассажир не до конца понимал, куда именно он собирается вернуться…»

Народному комиссару по делам национальностей тов. Сталину

Копию в ЦК РКП(б).

Доклад

б.члена коллегии Наркомнаца Султан-Галиева.

О положении в Крыму

...Первой и очень крупной ошибкой в этом отношении явилось слишком широкое применение в Крыму красного террора. По отзывам самих крымских работников, число расстрелянных врангелевских офицеров достигает во всем Крыму от 20 до 25 тысяч. Указывают, что в одном лишь Симферополе расстреляно до 12 000. Народная молва превозносит эту цифру для всего Крыма до 70 000. Действительно ли это так, проверить мне не удалось.

Самое скверное, что было в этом терроре, так это то, что среди расстрелянных попадало очень много рабочих элементов и лиц, отставших от Врангеля с искренним и твердым решением честно служить Советской власти. Особенно большую неразборчивость в этом отношении проявили чрезвычайные органы на местах. Почти нет семейства, где бы кто-нибудь не пострадал от этих расстрелов: у того расстрелян отец, у этого брат, у третьего сын и т.д.

Но что особенно обращает на себя в этих расстрелах, так это то, что расстрелы проводились не в одиночку, а целыми партиями, по нескольку десятков человек вместе. Расстреливаемых раздевали донага и выстраивали перед вооруженными отрядами...

14/IV-21 г. г. Москва б. член коллегии Наркомнаца: Султан-Галиев