Кремулятор

Для особо заблудившихся открыта изба-читальня. Внушительная библиотека собрана из книг, которые, оказывается, мы привезли с собой. Сей факт меня совершенно обескураживает — вместо того, чтобы спасать ценности, вместо того, чтобы тащить драгоценности (если есть), консервы и предметы быта, которые здесь могли бы пригодиться, эти люди перегружают корабли книгами! Многие с восторгом рассказывают об этом, считая подобное поведение проявлением лучших человеческих качеств, — я же считаю это форменным безумием. Нашим беглецам не хватает здравого рационализма. В сущности, они не более чем позеры! Сперва эти люди теряют страну, потому что годами читают книги, а затем берут эти же книги в эмиграцию, вероятно, чтобы перечитать…

— Ты писал этот дневник там или уже в Советском Союзе?

— Там, гражданин начальник, там...

— Значит, ты хочешь убедить меня, что у вас там, в Турции, не армия была, а театральный кружок? Что на Родину ты не собирался и с английскими офицерами не общался?

— Ну, может, и общался когда-то в каком-нибудь кабаке, но разговоры эти были совершенно праздные. К тому же совсем скоро я оказался в Галлиполи, а там… считай, пустыня! Бедный ландшафт, например, способствовал проведению футбольных матчей. Нас было так много, что мы устраивали настоящие турниры, в конце которых всех футболистов собирали, чтобы сфотографироваться с каким-нибудь генералом, например Кутеповым…

— Ты тоже участвовал и фотографировался?

— Боже вас упаси, гражданин начальник! Вы видели, как я хожу? Какой из меня футболист?

Я и правда не фотографировался, но одну из тех съемок хорошо запомнил. Несколько десятков человек окружали генерала. Одни были в гимнастерках без рисунков, у других во всю грудь красовался двуглавый орел. Пока фотограф готовился сделать снимок, пока все замирали с улыбкой, Кутепов зачем-то преступно поддерживал людей:

«Господь послал сына своего, чтобы спасти нас…»

«А хули он сам не пришел?» — не выдержав, спросил тогда я.

«Что, голубчик?»

«Я говорю, хули он сына послал, а не сам пришел?»

«Не обращайте на него, пожалуйста, внимания, ваше превосходительство, он просто устал!»

— Ты говоришь, что был разбит лагерь, но все-таки для чего? Почему я должен поверить, что вы не готовились к возвращению в Советский Союз?

— Возможно, кто-то на этот счет и обманывался, но думаю, что всерьез говорить об этом уже не приходилось. Если хочешь вернуться домой — не нужно заплывать так далеко. С первых дней наше пребывание в Турции превратилось в трагикомедию. Армия без страны, солдаты без планов. Мы сдали корабли в обмен на палатки и маршировали теперь в идиотском стремлении сохранить боевую дисциплину, но никто особенно не понимал для чего...

— Как это не понимали для чего? Говорю же, вы готовились к новой атаке на Советский Союз!

— Да что за ерунда, гражданин начальник?! Мы сдали оружие и корабли… С чем бы мы поехали? С луками? С палками? К какой атаке? Уже в первые месяцы стало очевидно, что солдат просто нужно чем-то занять, иначе они начинали устраивать варварские вылазки в соседние села...

— Ты хочешь убедить меня, что мстить Советском Союзу не собирался?

— Да конечно нет! Мы были заняты освящением никому не нужных памятников, кладбищенскими службами, спортивными состязаниями. В Галлиполи мы открывали выставки художественной самодеятельности и увлекались театром! Наша строевая подготовка могла только наводить тоску. Время от времени связь с действительностью теряли не только обыкновенные солдаты, но и офицеры, которым по долгу службы следовало бы трезво оценивать ситуацию. Сам не знаю для чего, но они заставляли солдат заниматься скалолазанием! Вы представляете?! И без того обессиленные и павшие духом мужики вынуждены были взбираться по отвесной раскаленной скале.

— Зачем?

— Судя по всему, иногда, для того чтобы в полной мере ощутить собственное падение, нужно часами нелепо карабкаться вверх...

Не сводя глаз с меня, Перепелица вновь тянется к дневнику.

— Если вы будете все время смотреть на меня — вам будет сложно читать, гражданин начальник…