Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

Но большинство помещиков не жаждали благословлять браки своих крепостных с чужими крестьянами или дворней. «Вдов и девок на вывод не давать под жестоким наказанием… оттого крестьяне… все свои пожитки выдают в приданые, и тем богатятся чужие деревни», – сообщал своему приказчику историк Василий Татищев. Зачем же позволять соседям наживаться на собственном добре? А Петр Бестужев-Рюмин, фаворит императрицы Анны Иоанновны, и вовсе разработал для своих владений закон: пожелал уйти в другие угодья, за женой или за мужем, обязан откупиться. Сразу и немедленно: 5 рублей. По меркам XVIII века то были немалые деньги, и платить их могли единицы. Препятствие почти непреодолимое! Но ведь помещик этого и добивался… Оказавшись в опале, проводя слишком много времени в своих новгородских имениях, Бестужев-Рюмин занялся увлекательным делом. Придумывал законы. Работал каждый день и в 1731 году представил «Инструкцию» обо всем, что касалось крепостных и способов управления ими.

Например, дотошный барин следил, чтобы свежий навоз после скота не употребляли в удобрение. От этого перегревалась почва, что вредило растениям, а еще в свежем навозе всегда хватало семян сорняков, которые потом могли легко прорастать на огородах. Бестужев-Рюмин запрещал крепостным пропускать воскресную церковную службу и штрафовал за неявку на исповедь. С каждого взимался сбор в размере одной копейки. Праздновать любое торжество, каким бы важным оно ни было, следовало не больше двух дней. Из алкогольных напитков допускалось пиво, которое крепостные варили сами.

Предполагаемые молодожены должны были достичь определенного возраста. Известно, что церковные правила XVIII века позволяли венчать с тринадцати лет девиц и с пятнадцати – парней. Но император Петр I в 1724 году повелел: к алтарю не должно вести детей, должны подрасти и уму-разуму набраться, а еще пусть идут по доброй воле (он-то знал, о чем говорил, пережив первый неудачный брак и наблюдая провалившийся союз своего сына). Еще император хотел, чтобы венчали грамотных. Ну пусть хоть имя смогут подписать да прочесть! Но этот, вполне справедливый, закон Петра остался преимущественно на бумаге. И крепостных женили как хотели, и знатных девушек – по воле семей. Княжон и графинь тоже не спрашивали, за кого они хотят замуж. И возраст учитывать не спешили. Мать княгини Дашковой[29] первый раз выдали замуж в двенадцать лет, и за такого лиходея, от которого она потом сбежала… Тринадцатилетнюю дворянку Анну Яковлеву повенчали с горным инженером Карамышевым старше ее в два раза.

Возраст был важен еще и по другой причине. На Руси очень долго считалось, что засидеться в девках – позорно. В двадцать лет любая могла получить прозвище «непетое волосье» или «вековуха». Да и парню желательно было обзавестись семьей к тому же возрасту. Если этого не случалось, господа могли назначить штраф. Так делал, например, князь Александр Борисович Куракин. Да и не только он один в конце XVIII века! Хороший работник, по мнению помещика, должен был обязательно обзавестись семьей. Свой двор, жена, дети – гарантировали определенную покладистость, стремление работать и зарабатывать. Вольнолюбивый крестьянин мог и на сторону посмотреть, и убежать. Такой был ненадежен во всех отношениях… Так что вывод напрашивался сам: пусть крестьяне и дворня лучше женятся, чем болтают между собой! Поместью больше прока.

Бестужев-Рюмин[30] тоже сделал пометку в инструкции – женить и выдавать замуж к двадцати годам, не позже. А впоследствии добавил еще одно уточнение: пусть выходят «на сторону», только просят об этом соизволения. Внести уточнение пришлось по очень простой причине. Дело в том, что среди владений барина оказались и весьма отдаленные села, где явно не хватало женихов и невест. Если бы все крестьяне женились между собой, это неизбежно привело бы к кровосмешению, что было куда хуже. Нарушения церковных законов боялись ничуть не меньше, чем светских!

Кстати, возрастные рамки появились тоже не просто так. Природа брала свое, и молодые да холостые начинали встречаться друг с другом. «Девки впадают в блуд, – писал Бестужев-Рюмин, – и для того крестьянам детей своих содержать в крепости и страхе… И ежели прежде 20 лет от бесстрашия отцова и несмотрения матери (девка) впадет в блуд, за то и отцу, и матери, и девке, и блуднику… ежели изобличается… при собрании людей жестоко кошками[31] наказаны будут».

В матримониальные планы своих крепостных решил вмешаться в 1826 году князь Голицын. Его управляющий подсчитал: во владениях князя с избытком бедных дворов, которые платежеспособностью не отличаются (а оброк надо собирать!), но есть и богатые. Зажиточные! Посидев над бумагами, Голицын принял решение. Надобно крестьянское добро перемешать. Перераспределить. Путем брака, конечно! Как тут не вспомнить Полиграфа Полиграфовича Шарикова с его «все поделить».