Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

«Живописец у нас был собственный, звали его Григорий Озеров; он был из дворовых людей и с детства имел способность к рисованию. Видя это, Дмитрий Александрович отдал его куда-то учиться, а после того заставлял много копировать и так доучил дома. И хотя этот крепостной не был особенно талантлив, но умел отлично копировать. Впоследствии этого живописца Дмитрий Александрович продал с женой и дочерью Обольянинову по неотступной его просьбе за 2000 рублей ассигнациями… Он плохо знал пропорции, но… был отличный мастер», – вспоминала во второй половине XIX века бабушка помещика Дмитрия Благово.

Семья Елизаветы Яньковой, той самой «бабушки», собирала произведения искусства. У дяди, Ростислава Евграфовича Татищева, имелась солидная коллекция картин. Когда упомянутый Дмитрий Александрович особенно заинтересовался «Кочующими цыганами», он уговорил Татищева отдать ему полотно на некоторое время, чтобы сделать копию. Крепостной живописец Григорий Озеров настолько мастерски выполнил заказ, что впоследствии было сложно отличить, где оригинал, а где подделка. Но на этом таланты Озерова и заканчивались. Когда ему предлагали написать что-либо по собственному выбору, получалось нескладно. Лица признавали криворотыми, фигуры – на редкость нескладными и долговязыми, с пропорциями самоучка знаком не был. Поэтому получалось неуклюже.

Имя этого Григория Озерова широкой публике неизвестно, он остался в истории крепостным самородком и копировщиком и в «большое искусство» не попал. Иное дело – Василий Тропинин, которого сравнивали с самим Тицианом. Полотна этого художника XIX века без преувеличения называют шедеврами. Он писал Пушкина и Карамзина, Самарина и Суханова. И создал целую галерею пленительных женских образов.

Но сначала отбежим немножко назад. В 1793 году восемнадцатилетняя графиня Наталья Антоновна Миних вышла замуж за Ираклия Моркова, дворянина и генерал-майора. В качестве приданого девушка принесла мужу земельные угодья, в том числе и село Карпово Новгородской губернии, где родился и вырос Василий Андреевич Тропинин.

Он был младше графини ровно на год, а его отец управлял имуществом Минихов. Отличный помощник, безукоризненно честный, Андрей Иванович был отпущен на волю. Но… дети остались крепостными.

Талант обнаружился еще в детстве – Василий, если принимался кого-то рисовать, добивался не только отличного портретного сходства, но и умел передавать характер каждого своего персонажа. Сердитые или улыбчивые, кроткие и решительные – в основном на его первых зарисовках были односельчане. А потом, в Петербурге, молодой Тропинин принялся тайком посещать Академию художеств. Он уже сделал выбор своего жизненного пути: он должен только писать картины!

Дать ему возможность учиться упросил хозяина, генерала Моркова, двоюродный брат. Андрей Иванович пообещал, что оплатит обучение Тропинина. Иначе получать знания было нельзя: крепостным был закрыт доступ в Императорское учебное заведение. Только за плату, и только в качестве вольного слушателя. Но это было лучше, чем ничего. За предоставившийся шанс Василий ухватился двумя руками и провел в стенах Академии следующие шесть лет.

Первое признание пришлось на 1804 год: тогда на академической выставке Тропинин впервые показал свою работу. Императрица Мария Федоровна, вдова Павла I, призналась, что поражена талантом. Граф Строганов, являвшийся президентом Академии, велел навести справки о подающим надежды живописце. «Как? Крепостной?» – прозвучал возглас. И последовало обещание: помочь Тропинину обрести свободу.

И вот здесь в полной мере проявилось запоздалое самодурство Ираклия Ивановича Моркова. Вместо того чтобы назвать цену и дать Тропинину шанс, он вызвал его в деревню Кукавку. Талант художника он решил использовать по собственному почину и назначил Василия личным живописцем. Там, в Малороссии, Тропинин женился на Анне Катиной, там же родился их сын Арсений.

Так прошли почти 8 лет, пока не началась война с Наполеоном. В 1812 году Моркова вызвали в Москву, поручили руководить ополчением. Он прибыл туда со всем семейством и имуществом, на одной из подвод ехал и художник Тропинин.

После пожара особняк Моркова перестраивали и расширяли. Василию сразу позволили занять небольшую комнату в графском доме, где можно было бы заниматься живописью. Настоящая мастерская!