Крепость Луны (СИ)

О, кто бы знал, что чувствовала Ольга, когда вдруг улыбнулась сквозь слёзы и едва не засмеялась! Она израненным, измученным существом своим до дрожи в коленях, до мурашек, бегущих по спине, ощутила его присутствие. Она поняла ясно: он здесь! В этих стенах находился тот, для кого она писала письмо в деревне Савкиной, кого после трёх месяцев заточения уже не чаяла встретить. Ольге вдруг открылось: он не пришёл раньше просто потому, что час не пробил, а сегодня, в эту страшную и удивительную ночь, под злым беспощадным светилом, которое пугало её и манило, свершится всё задуманное, развяжется всё сплетённое, витиеватые пути звёзд пересекутся, чтобы воздать каждому по делам.

Грудь её вздымалась свободно, словно корсет исчез, голова невольно поднялась, глаза загорелись загадочным огнём. Она вошла в следующую залу, в которой ей ещё не приходилось бывать. Она изумилась.

Отдалённые стены громадной залы погружены в полумрак. Их частично закрывала толпа роскошно одетых сановников и вельмож. Ближе к центру образовывали полукруг двенадцать толстых колонн, которые держали свод. Пространство свода было заполнено парящими в воздухе зеркалами, а прямо под ними находился пустой овальный бассейн, обложенный позолоченными камнями. На противоположной двери стороне возвышался трон, весь отлитый из золота. В центре сидел могучий, всё ещё полный силы старик-король Ирл; рядом с ним, но чуть ниже — королева, моложавая, не очень красивая женщина; по другую сторону — старший сын короля Нард, а за ним — несколько советников. Внизу на ступенях полулежала француженка с личиком кроткой послушницы.

Жизель вскочила, взгляд её вдруг сделался почти безумным (так она выдавала себя за ведунью). Пробежав два или три раза вдоль трона, она как бы вспомнила, наконец, что нужно делать, упала на колени, ударилась головой о золотые ступени и закричала:

— Час пробил, государь! Муж да обретёт жену, жена да обретёт мужа! — обернулась на молодожёнов и поманила их. — Сюда, сюда немедленно. Приложимся к стопам государевым, испросим благословения, испросим! — она опять стукнулась лбом о ступень. — Позволяешь ли, владыка мой, сыну твоему, принцу Луриндорскому Риду, взять в жёны Ольгу, дочь знатнейшего господина, владыки краёв северных Ранийских Волконского?

Никто из гостей и не подумал ухмыльнуться, все приняли слова, вылетевшие из уст главной пророчицы Луриндории, за чистую монету. Лишь только у некоторых советников предательски дрогнули губы.

Ирл едва скрыл вздох, поглядел на жену и сказал медленно:

— Позволяю.

— Даёшь ли, владыка мой, сыну твоему, принцу Луриндорскому Риду, благословение на брак с Ольгой, дочерью знатнейшего господина, владыки краёв северных Ранийских Волконского?

— Даю.

— Внесите чаши, — велела Жизель, держа руки Рида и Ольги.

Француженка старалась не смотреть принцу в глаза, поскольку боялась собственных чувств, бурливших в ней. Она была почти в исступлении. Ох, кабы она заглянула в будущее хотя бы на десять минут, то упала бы от ужаса без чувств или заколола себя первым попавшимся кинжалом!

А Ольга была спокойна. Страх ушёл, и в душе воцарился покой. Девушка взяла поднесённый ей кубок и осторожно напоила вином Рида, а Рид напоил её, дивясь спокойствию, которое читалось на лице невесты. Вино подарило ей уверенность и разрушило последние сомнения.

Жизель надела венцы на головы жениха и невесты, защёлкнула на руках браслеты из росы Лунного Древа.

Рид с глухо бьющимся сердцем схватил Ольгу за руку так, что ей стало больно, обернулся лицом к присутствующим в зале и громогласно произнёс давно заученные слова, древние, как сама Луриндория:

— Есть ли среди вас тот, кто готов оспорить в честном бою моё право на невесту?

Веками мёртвая тишина следовала за этими словами королей и принцев. Веками, но не в эту ночь.

Ольга давно закрыла глаза. И сейчас в томительной неге, утопая в волнах жара, она вбирала в себя твёрдый голос, поразивший всех, от короля до слуги, голос, заставивший содрогнуться само основание луриндорского дворца:

— Да, есть!

24. Лицом к лицу

Если бы король Луриндорский сейчас же пустился в пляс, на ходу стягивая исподнее и крутя им над головой, то и тогда изумление было не столь велико. Публика, готовая ко всему, оказалась оглушена, советники и августейшая семья оцепенели, лицо Рида перекосилось и стало страшным, как в припадке падучей; Жизель превратилась в статую, а король Ирл невольно привстал на троне, изумлённо глядя на смельчака. То был я.

Слова ещё блуждали в высоте свода, а я успел занять позицию напротив молодожёнов. Все взгляды впились в меня, но я ничего не чувствовал, кроме решимости, и смотрел лишь на Ольгу. Она была настолько прекрасна по моим меркам женской красоты, что дух захватывало, и на минуту я забыл, где нахожусь. Даже издалека я жадно ловил её простые небесные черты, перехватывал радостный и словно знакомый взгляд.