Крепость Магнитная

Лет ему было, примерно, тридцать, и ехал он пока без семьи. Из вещей ничего лишнего — небольшой черный чемодан, портфель, набитый газетами. Он знал: на новом месте для него уже выделена квартира, но перевозить семью пока не решался — жилье это еще не все, есть и другие, не менее важные стороны жизни — школа, например, где должны учиться дети; далеко она или близко. Да и вообще хотелось немного приглядеться к новому городу, к заводу, где, наверное, придется работать не год, не два, а возможно, что и всю жизнь. С семьей успеется.

Поезд остановился у деревянного вокзала. В небе стояло майское солнце, было душно. Отпускник, выйдя из вагона, взглянул еще раз на медлительного, бровастого спутника и направился домой, в Березки. Он видел, как приезжего встретил какой-то мужчина, повел к отливающей черным лаком автомашине ЗИМ. Таких машин в городе было две: одна у председателя горисполкома, другая — у директора комбината. Ясно было одно — из Москвы прибыл ответственный товарищ, и его нельзя было не встретить.

Вечером начальник горнорудного управления, или, как его величали, комендант горы Магнитной, услышав телефонный звонок, снял трубку. Говорил директор завода:

— С приездом, Василий Никитич! — начал он. — Извини, что, не дав отдохнуть, приглашаю тебя на совещание. С корабля, как говорят, на бал. Да и как иначе?.. Кстати, сколько у тебя еще осталось… четыре дня? Ничего, за нами не пропадет. Как вообще отдохнул… Нормально? Ну и прекрасно! Сам вот собираюсь, да, видать, до осени не смогу: столько дел!

Погода была теплая, солнечная, и Василий Никитич не стал вызывать машину, не спеша, зашагал к трамваю. Уехать сразу не удалось, и он, топчась на остановке, рассматривал отсюда, снизу, свое огромное горное хозяйство. Над карьером неожиданно поднялась желтая пыль, донеслись взрывы. На одном из горизонтов остановился железнодорожный состав, началась погрузка. Даже отсюда, со стороны, угадывалась четкая работа экскаваторщика.

— Молодец Галушков! Такого мастера поискать.

Василий Никитич подъехал к заводоуправлению без десяти минут шесть. Вечерело. Когда поднялся на третий этаж и подошел к приемной, там уже было полно народу. Это в основном начальники цехов и служб, коллеги по работе, старые знакомые. Завязался разговор о юге. Одни вежливо поздравляли коменданта горы с возвращением, другие — по-мальчишески, бесцеремонно трясли руки, хлопали по спине.

Открылась дверь директорского кабинета и всех попросили заходить. По традиции здесь у каждого было свое, постоянное место, и никто не имел права занять его. Василий Никитич присел на давно знакомый, скрипучий стул, стоявший чуть правее директорского кресла, и вдруг увидел того молчаливого, бровастого человека, с которым ехал из Москвы в одном вагоне. Широкий, мощный, в сапогах сорок пятого размера, он втиснулся в дверь как-то боком, присел на стуле слева от директора и еще более нахмурился, смотря в пол.

Выждав, пока все рассядутся, директор поднялся и сказал:

— Разрешите представить вновь прибывшего главного инженера завода Григория Ивановича Носова… Сам — уралец. Учился в Томске, последнее время работал в Кузнецке… Прошу, как говорится, любить и жаловать.

Совещание затянулось. Говорили об угрозе невыполнения плана, о неполном использовании техники, о том, что там, где можно применить технику, руководители некоторых цехов делают упор на ручной труд. Дошло до того, что один из мастеров отверг пушку Брозиуса и заставил рабочих заделывать летку по-дедовски, вручную.

Главный инженер внимательно слушал выступающих, изредка что-то записывал в блокнот, но за все эти полтора часа резких стычек и споров, нападений и оправданий не сказал ни слова.

Совещание кончилось. Расходясь, некоторые думали, что после такого разгона главный инженер непременно спустится на низы, станет докапываться, почему плохо используется новая техника: новички всегда начинают с недостатков! А поскольку это так, то не следует ли заранее все обмозговать и предъявить ему контртребования? Заострить отдельные проблемы — в цехах есть немало такого, на что прежде всего надо обратить внимание. Пусть подумает, на то и главный! Иные же просто боялись такого визитера, чего доброго, застанет врасплох, обнажит все промахи и неудачи — оправдывайся потом. И в душе молили бога, чтобы этот суровый человек, облеченный властью, сперва побывал у кого-то другого, а за это время, глядишь, то, се удастся провернуть, подчистить, подкрасить…