О новой встрече с главным инженером думал и начальник горнорудного управления Василий Никитич Котов. Он представлял себе эту встречу не в кабинете, а непосредственно на горе, в разрезах и горизонтах, там, где днем и ночью гремят взрывы, ползут по террасам поезда-рудовозы; где ни на минуту не умолкает дробильная фабрика, лязгают транспортеры, плещет вода. Хотелось показать главному узкие места, где нужна свежая инженерная мысль, деловой совет, согласие поставить эксперимент, рискнуть в целях увеличения производительности труда. Да мало ли о чем можно потолковать на месте! Хотелось, к тому же, приглядеться к новому человеку, узнать его поближе. А начать хотя бы с того, как они почти трое суток ехали в одном вагоне, курили, стоя у окна, но так и не нашли что сказать друг другу.
Василий Никитич полагал, что главный инженер Носов прежде всего побывает на руднике, у самых истоков производства. Но тот не появлялся. Судил, видимо, по сводкам и рапортам, по тому, с каким пафосом писала о руднике газета. Дела у горняков действительно шли неплохо. Это, надо полагать, и успокаивало его: когда человек здоров, ему врач не нужен. Однако и здоровая, полнокровная жизнь порой имеет какие-то свои слабости, недомогания, если не сказать «болезни». На отдельных участках не ладилось с механизацией, особенно с автоматикой. В общем, горнякам было о чем поговорить с главным инженером, откровенно признаться ему в своих недоработках, изложить новые замыслы, намерения…
Григорий Иванович и сам не раз поглядывал на тропку, которая начиналась у его дома в Березках и вела на гору, не один раз собирался побывать у горняков, обойти хозяйство, выслушать претензии, а заодно взобраться на самую вершину Атач и хоть немного подышать горным воздухом!
Но каждый раз, как нарочно, в пику этим желаниям, появлялась весьма важная, срочная работа, которая наваливалась, как медведь: не выполни сегодня, завтра возрастет вдвое, вчетверо, захлестнет, задушит… Знал: приезжающие в город, особенно металлурги, прежде всего считают своим долгом побывать, на Магнитной. А он, главный инженер завода, никак не может выкроить два-три часа времени.
Брался за карандаш, подсчитывал, намечал, но едва начинался день, как опять принимался за самое важное, подсказанное ходом событий, делал то, чего нельзя было отложить до завтра.
И не случайно главный инженер начал свою практическую деятельность с мартеновского цеха. Мартен лихорадило, и он не мог примириться с этим, готов был сразу взять быка за рога — вникнуть в производство, вскрыть причины отставания, найти истоки свежих сил, выяснить скрытые резервы. Начал со сталеплавильщиков еще и потому, что эту сторону производства знал гораздо лучше: варить сталь — его увлечение с молодости, более того, как понимал сейчас, — его призвание.
Столько лет это призвание держало его в своих цепких руках, вело к новым познаниям, к накоплению опыта. Доверчиво, смело шагал он вперед за своей мечтой. Шел через невероятные физические и духовные испытания, дерзал, не боясь того, что задуманное может не получиться, что, не достигнув цели, придется начинать все сначала. Мечта варить сталь еще в двадцатые годы осветила ему путь в будущее, вывела его, аспиранта, из канцелярской тишины, повернула лицом к огню, к грому. Юноша с высшим образованием и хваткой ученого смело встал тогда к мартеновской печи на старом Белорецком заводе. Ни коптящие языки пламени, ни жара, когда рубаха всю смену не отстает от тела, — ничто не могло помешать ему освоить секрет сталеварения.
Совсем молодым стал он начальником мартеновского цеха и сделал этот цех передовым. Это было в Кузнецке. Многое роднило его с этим цехом, с заводом, с самим городом. Нелегким было расставание, но сам академик Бардин благословил его на большой полет, увидя в нем незаурядные способности руководителя.
И вот он пришел в мартеновский цех нового большого завода, где многое совсем не так, как в Кузнецке. С минуту стоял буквально ошарашенный вставшей перед ним неприглядной картиной. На площадке — грязь, мусор, груды металлолома, обломки бетонных плит, бревен, кирпича… Весь этот хлам, видать, скопился не за один год и теперь портил вид, мешал двигаться, казался бельмом на глазу.
Бросив в сердцах папиросу, попросил вызвать начальника цеха.
Минут через пятнадцать, старательно обходя бугры, ямы, завалы кирпича и камня, начальник явился:
— Что вы хотите? — независимо, с гонорком спросил он.
— Хотел узнать, кто отвечает за порядок…
— Какой порядок? Ах, да, вы, наверное, насчет чистоты. Цех, конечно, но у нас, понимаете, не хватает… А вы собственно кто такой?
— Носов, главный инженер.
— Извините, не знал. — Мы, конечно, примем меры, хотя должен вам сказать, все это мартышкин труд — опять загадят. Вы человек новый и, наверное, не знаете специфики. Мартен — это не парк культуры и отдыха. Так что…
Слушая его, главный не мог не заметить — начальник и сам выглядел невзрачно: небритый, на пиджаке не хватает пуговицы. Вот уж, каков поп, таков и приход.
— Значит, примете меры? И сколько же вам понадобится на это времени?