Крепостная маркиза

Он выжидательно посмотрел на неё своими синими глазами – казалось, в них плещется безмятежность, но Соня чувствовала, что глубоко внутри, за внешней мирной синью, таится ледяной блеск. И ответ, которого он ждёт от неё, вовсе не безразличен Фредерику Блиссе.

Что ж, она не могла его осуждать. Кто для него Патрик? Очередной иностранец, пусть и королевских кровей, от насильственной смерти которого он может ждать только неприятностей. Одно дело – просто разыскивать Вивиан, то есть Марсель Лависс, в связи с подозрительной смертью простого человека, и совсем другое, когда у него на руках оказывается неожиданно труп человека, проживавшего во Франции, по сути дела, инкогнито. И если всё обойдётся…

В общем, вслух Соня сказала:

– На могиле напишем такое же, под каким он предпочитал жить, – Патрик Йорк.

– Мудрое решение, – похвалил её лейтенант.

Глава двадцать вторая

Соне давно не снились сны, а сегодня ей приснился не просто сон – кошмар. Будучи спокойной внешне, в душе она переживала одну из самых тяжелых драм в своей жизни, так что, когда княжна осталась наедине сама с собой, тут‑то всё и началось.

Сначала она долго не могла заснуть и, глядя без сна в высокий потолок своей спальни, казалось, не думала ни о чём. Просто разглядывала на нём трещины, которые змеились в нескольких направлениях, и не без грусти признавала, что настоящая хозяйка замка прежде всего позвала бы строителей и декораторов, убрала нанесённые временем разрушения или хотя бы сменила на мебели выцветшую обивку…

Но потом Соня напомнила себе, что до сих пор у неё не было возможности даже просто расслабиться и отдохнуть, а приходилось бороться за жизнь, достойную её происхождения – отпрыска славного княжеского рода. И кто бы осудил Соню за то, что она не соглашалась быть просто щепкой в реке жизни или нераспустившейся почкой на древе рода…

Нераспустившейся не в том смысле, что юной и непорочной, а в том, что ей пока просто не от кого произвести на свет детей, чтобы, как и положено женщине, способствовать продолжению этого самого рода. Как и нечего предложить будущему отцу её детей в качестве приданого за себя…

Кажется, она запуталась в собственных словесах, каковые плела и плела, ровно кружева.

Но с другой стороны, кто мог подумать, что так всё обернется. Совсем недавно Соня радовалась, что рядом с нею мужчина, который может защитить её от многих жизненных трудностей. Да что там о сиюминутном! Княжна собиралась с помощью Патрика решить проблемы и далекого будущего, как то – превратить имеющееся золото в полновесные монеты, отчеканенные королевским казначейством.

Интересно, а если бы она – вернее, они с Патриком придумали такое приспособление, чтобы можно было чеканить монеты самим? Нет, нет, не думать об этом, выбросить преступные мысли из головы… Это же надо, до чего она дошла! Маменькина дочка, всю жизнь за печкой просидевшая… В последнее время Соня частенько себя вот так мысленно бичевала, чтобы не витать без толку в облаках.

Она же только что вспоминала о Патрике. Представляла себе, как приедет с ним в Петербург сказочно богатая, как нанесет визит брату Николаю… И не подумала, кстати, что он, будучи зол на сестру, на её непослушание и на бегство из России, может не захотеть её видеть… Нет, об этом – не стоит. Как сказала бы покойная маменька, будет день – будет пища…

Словом, она думала о смерти Патрика, такой нежданной, такой невозможной, и не заметила, как заснула. И приснилось ей, будто она не заснула, а, наоборот, спустила с кровати ноги, прихватила с собой свечу, горевшую в её спальне, и зачем‑то пошла в гостиную.

Во сне она шла медленно, тяжело, словно у неё не было сил даже на ходьбу. Ко всему прочему во сне идти ей не хотелось, но её упорно звал почему‑то голос покойного же графа Воронцова:

– Соня! Соня!

И вот она вошла и увидела стол – к вечеру Шарль по её поручению привез гроб, и Патрик лежал в гробу. Шарль привозил и католического священника, потому что Соня, к стыду своему, не успела узнать, какого её бывший возлюбленный вероисповедания.

«А в постель с ним прыгнуть успела!» – презрительно высказался её собственный внутренний голос, который прежде не был с нею так строг.

Итак, она открыла дверь в гостиную и медленно подошла к гробу. Понимала, что должна посидеть возле покойного. Она без сил опустилась на стул, но смотреть в лицо Патрику не могла, как и днём.

Однако и опущенными в пол глазами она уловила вдруг какое‑то легкое движение. Взглянула на усопшего и, холодея от ужаса, увидела, что Патрик тоже на нее смотрит. Но понимала, что такого быть не должно, ведь Патрик умер!

– Зачем ты отравила меня, Софи? – строго спросил он.

– Это не я, – с трудом выдохнула она, – не я…

– Разве не ты дала мне ту фляжку?

– Это Вивиан!

– У тебя всегда другие во всём виноваты!

Патрик выпростал из‑под накидки, которой был прикрыт, странно костлявую и длинную руку и цепко схватил её за ворот платья.

– Каждый должен нести ответ за свои деяния!

Он тянул её к себе, обдавая тошнотворным запахом тления.