– Не волнуйтесь, ваше сиятельство, даже у старухи Лависс не хватит отравы на весь погреб маркиза. Я пробовал его коньяк, а вино у мосье Антуана вообще всегда было лучшим. К сожалению, сейчас я вынужден вас покинуть. Могу лишь посоветовать перед сном тщательно проверять все запоры в замке. Пока мы не поймаем преступную сладкую парочку, вы в опасности.
Он ушёл, и Соню захлестнули связанные с похоронами дела.
Хоронили Патрика впятером: Соня, Ода, доктор Поклен, Мари и Шарль, который позвал откуда‑то троих крепких парней, чтобы помогли вытащить из дома гроб с телом. И расплачивался с ними сам – Соня выделила ему денег на хозяйственные расходы, и Шарль, наверное, удивленный её щедростью, отчитывался перед госпожой за каждое су.
После похорон, усталая и разбитая, она зашла в комнату к Мари. Отчего‑то на кладбище, глядя на худое бледное лицо девушки‑уродки. Соня почувствовала жалость к ней и досаду на себя. Лучше бы изможденной Мари лежать в постели, а вместо этого девушка всю ночь просидела без сна у её постели.
С такими мыслями она шла к Мари и теперь, но застала её довольно оживленной – та сидела у окна и штопала какую‑то салфетку.
Увидев Соню, она смутилась и даже попыталась спрятать рукоделие за спину, но потом призналась:
– В замке так много вещей пришло в негодность. Когда у вашего сиятельства заведутся деньги, надо нанять золотошвеек, чтобы заштопали занавеси и скатерти.
– Или мы попросту выбросим то, что уже отслужило свой век, – подхватила Соня. – Тебе приходилось рукодельничать?
– В приюте, – кивнула Мари. – Нам ведь не удавалось носить новые вещи, а старые, как известно, имеют обыкновение рваться.
– Пойдём, Мари, помянем хорошего человека, – позвала Соня.
– Помянем? – переспросила та.
– У меня на родине так говорят. Наверное, я не успела тебе сказать. Патрик – тот человек, которого сегодня похоронили, – слышал твой плач в хижине, где мы тебя потом нашли, и если бы не он… Пожалуй, никто бы из нас не догадался, что в закрытом снаружи на засов, на вид заброшенном домишке может быть кто‑то живой. Так что это ему ты обязана своим спасением.
– Это вам, вам я обязана спасением! – вдруг отчетливо сказала Мари, без обычной «каши» во рту. – Я знала еще тогда, когда Флоримон бросил меня умирать… я чувствовала, что есть на свете человек, который придёт на помощь, прекратит мои страдания.
И это оказались вы, моя госпожа! Ни один человек на свете, кроме вас, не вернул бы меня к жизни. А Флоримон – страшный человек, он никого не любит. Безжалостный!
– Бог наказал его. – Соня успокаивающе взяла за руку Мари. – Флоримона больше нет на свете, и умер он такой смертью, какой и врагу не пожелаешь…
Она содрогнулась.
– Впрочем, не будем больше говорить о мертвых. Пойдем в гостиную.
– А вы меня назавтра не прогоните? – спросила Мари, и её дрожащий голос так не вязался с выступающими изо рта клыками, на которые Соня старалась не смотреть.
– Ты хочешь остаться в замке?
– Я хочу остаться с вами. Рядом со мной никогда не было сестры, матери – никого, кто сказал бы мне хоть одно доброе слово. А вы даже тогда, когда должны были меня ненавидеть, не проклинали меня, а потом спасли от голодной смерти…
Соне надоело слушать бесконечные славословия в свой адрес, потому она спросила Мари о другом:
– Ты грамотна?
При некоторой невнятности речи ее нынешняя подопечная вполне правильно строила фразы и вообще казалась достаточно сообразительной, несмотря на весь свой по‑животному зловещий вид.
– Нас учили в приюте. – Мари на мгновение оживилась, как если бы воспоминание об учебе было одним из самых приятных, но тут же опустила голову и опять пробурчала:
– Мне нравилось учиться… Никто не хотел брать меня на работу, говорили – уродина! А Флоримон взял. Первый раз он заплатил мне так много… Я думала, что это очень много, у меня прежде никогда не было таких денег… Я пошла в магазин и купила себе красивое платье. И деньги сразу кончились. Права оказалась матушка Жюстина… – И она опять рыкнула.
Ну, что за манеры! При всём при том Мари Соне всё больше нравилась. Ну, подумаешь, ликом страшна… Хотя в будущем Соне придётся выезжать и бывать в хороших домах… Как посмотрят там на такую прислугу, как Мари? Господи, о чём она думает в такой печальный день!
Между прочим, девчонка всё о своем платье рассказывала.
– Хозяйка магазина не разрешила мне его примерить, и я купила без примерки.
– Бедняжка, – сказала Соня, отчетливо представляя себе картину унижения, которое испытала эта несчастная, никому не нужная девушка.
– Ах, мадам, – сказала та безо всяких там титулов, – самому распоследнему уродцу нужна хотя бы жалость.
Может, и в самом деле взять её к себе, подумала княжна. Девушку надо, лишь чуть‑чуть обогреть, приласкать. Вдруг у Сони никогда не будет детей… Что же это она, как трещотка, одну и ту же мелодию трещит! Даже разозлилась на себя за такие мысли. Кто тогда род Астаховых станет продолжать?
Ведь таланты у них в основном по материнской линии передаются. По мужской – куда реже. И вообще, при чем здесь дети, когда речь идет всего лишь о несчастной девушке.