Крепостная Россия

Весной 1641 г. в связи со взятием донскими казаками Азова обстановка на юге страны резко обострилась. Для предотвращения ожидавшегося вторжения турецких войск вглубь русских владений в столице было собрано большое дворянское ополчение. Служилые люди решили не упустить удобного случая и попытались еще раз предъявить свои требования. Они «завели на Москве рокош», «с большим шумом» ворвались в царский дворец и от имени 44 городов подали новую челобитную с требованием установления бессрочного сыска убежавших и вывезенных крепостных. Дворяне настаивали на том, чтобы им было разрешено возвращать своих беглых крестьян и бобылей без урочных лет, «по поместных их и по вотчинным дачам и по писцовым книгам и по выписям, кто кому чем крепок…»[232]. Правительство опять пошло только на незначительную уступку. 9 марта 1642 г. появился указ, по которому срок сыска беглых крестьян был увеличен до 10 лет, а насильно вывезенных до 15 лет. Обнаруженные в чужих владениях крестьяне возвращались к прежним хозяевам вместе со всем своим имуществом. Кроме того, с лиц, державших у себя беглых, взыскивался штраф из расчета по пяти рублей за каждый год, прожитый теми на их землях[233]. Но и это не удовлетворило служилых дворян. В 1645 г., уже после вступления на престол Алексея Михайловича, они подали очередную коллективную челобитную с прежними требованиями. Как и раньше, дворяне сетовали на то, что «от службы обедняли, и одолжали великими долги, и коньми опали и поместья их и вотчины, и домы их оскудели и разорены без остатку от войны и от сильных людей»[234]. Подобно своему предшественнику, новый царь Алексей Михайлович оказался столь же неуступчивым. Он отклонил домогательства дворян, мотивируя тем, что урочные годы и без того увеличены вдвое.

Такая «неуступчивость» правительства в решении вопроса об урочных летах объясняется прежде всего его страхом перед крестьянскими массами, которые всеми доступными им средствами сопротивлялись натиску крепостничества. Поражение в восстании под предводительством И. Болотникова и последовавшие затем жесточайшие репрессии со стороны феодалов и карательных органов государственной власти не сломили их волю к борьбе со своими поработителями. Они поднимались вновь и вновь, и это вынуждало правящие верхи несколько сдерживать закрепостительную политику, заставляло господствующий класс затягиватъ петлю крепостного права медленнее, чем ему того хотелось бы.

Как уже подчеркивалось, крестьяне противоборствовали силам феодального лагеря всем, чем только могли. С целью «раскрепощения» они нелегально переходили на посады, стремились проникнуть в разряд служилых людей, широко использовали наборы «вольных и охочих людей» для отправки на Дон, становились бурлаками, ярыжниками и т. д. Их протест против крепостного права выражался также в «непригожих речах», отказе от выполнения феодальных повинностей, поджоге барских усадеб, убийстве наиболее ненавистных представителей господствующего класса. В годы правления Михаила Романова и Алексея Михайловича особенно широкие размеры приняло бегство крестьян. Спасаясь от крепостного права, крестьяне убегали на окраины Русского государства, в Сибирь и даже за рубеж, убегали в одиночку, небольшими группами и целыми деревнями. При этом беглецы захватывали с собой свой хозяйственный скарб, и никакие препятствия не могли удержать их. По справедливому замечанию Е.В. Чистяковой, бегство крестьян никогда не прекращалось. Менялись лишь густота потока беглецов и направление побегов[235]. Кроме отмеченных форм антикрепостнического протеста, происходил и также открытые выступления, различные по своим масштабам и значимости. Среди них наиболее крупным было казацко-крестьянское движение, которое возглавил крепостной Болдина монастыря Иван Балаш. Оно вспыхнуло вюго-западных районах Русского государства и продолжалось с 1632 по 1634 г.[236] Непрекращающаяся борьба крестьян против уз крепостничества в рассматриваемое время дополнялась и усиливалась выступлениями низов посадского населения. Все это и вынуждало правящие круги по возможности воздерживаться от слишком резких поворотов при завинчивании крепостного пресса.