Крепостная Россия

В безудержном стремлении к расширению собственной запашки помещики плодородных губерний широко практиковали перевод крепостного населения из разряда крестьян в группу дворовых людей, насильственно отрывая их от земли и лишая всех средств производства.

Численность дворовых людей особенно резко возросла в конце 50-х гг. XIX в., когда помещики стали ясно понимать необходимость наделения крестьян землей при их освобождении от крепостного права. Так, по данным 9-й ревизии (1850 – 1851 гг.) в России числилось дворовых людей 519 417 душ мужск. пола, а по 10-й ревизии (1858 – 1859 гг.) – 723 725 душ мужск. Пола[290]. Самое значительное количество дворовых оказалось у мелкопоместных дворян, которые пытались выжать из принадлежавших им крепостных максимум возможного. Например, в Воронежской губернии процент дворовых в мелкопоместных имениях в 1858 г. достиг 62,8, тогда как в целом по губернии он составлял 12,6[291].

Есть основание утверждать, что подавляющая часть крепостных, показанных по 10-й ревизии дворовыми, состояла из месячников. Последние не имели никаких средств производства и обязаны были ежедневно работать на барщине за полуголодный продовольственный паек, выдававшийся обычно помесячно. Об этом говорят факты. Например, 25 сентября 1861 г. мировой посредник Землянского уезда доносил в Воронежское губернское по крестьянским делам присутствие, что в его участке находится «очень много имений, где нет крестьян, а числятся по ревизии одни дворовые»[292]. У помещика Тулубьева в слободе Писаревке Острогожского уезда было 106 ревизских душ дворовых. Причем никто из них не имел ни усадьбы, ни пашни; все они работали на барщине, получая от своего владельца скудное месячное содержание. У помещиков того же уезда Фирсовых все дворовые – 371 ревизская душа – стояли на пашне. В слободах Нижняя Лубянка и Волоконовка, принадлежавших помещице Бирюченского уезда Синельниковой, 24 тягла дворовых отбывали барщину в форме месячины[293].

Увеличение количества дворовых людей и распространение месячины, стоявшей на рубеже между крепостным состоянием и рабством, было ярким показателем глубокого кризиса феодального хозяйства. В.И. Ленин, характеризуя это хозяйство, неоднократно подчеркивал, что одним из условий его существования являлось наделение крестьян землей, с чем, собственно, и была связана обязанность последних уплачивать ренту помещику. «Для получения дохода (т. е. прибавочного продукта), – писал он, – крепостник-помещик должен иметь на своей земле крестьянина, обладающего наделом, инвентарем, скотом. Безземельный, безлошадный, бесхозяйный крестьянин – негодный объект для крепостнической эксплуатации»[294]. Следовательно, насильственно лишая непосредственных производителей-крестьян средств производства, перечисляя их в разряд дворовых и месячников, помещики вольно или невольно подрывали самую основу крепостного строя.

В то время как землепользование крепостных масс быстро сокращалось, их повинности в пользу помещиков непрерывно возрастали и усложнялись. Преобладающей формой эксплуатации крестьян была барщина. По сведениям, собранным дворянскими губернскими комитетами, непосредственно перед реформой 1861 г. барщину отбывали свыше 70 % всего крепостного частновладельческого крестьянства России. Больше всего барщина была распространена в Черноземном центре страны, на Украине, в литовских и белорусских губерниях.

На последнем этапе существования крепостного права барщина стала прямо-таки невыносимой. Крестьяне, отбывавшие эту повинность, были совершенно лишены самостоятельности. Их жизнь подвергалась постоянному вмешательству и мелочной регламентации со стороны феодалов. В 1840-х гг. один из корреспондентов Вольного экономического общества писал: «Итак барщина, отнимающая возможность у бедного выйти~ из бедности, у зажиточного разбогатеть, у человека, одаренного каким-нибудь особенным талантом, развить талант этот, у промышленника заниматься своим промыслом, действует на всех крестьян подобно медленному яду, убивающему и тело и душу»[295].

В изучаемое нами время помещики заставляли крестьян работать на барщине по 4 – 5 и даже по 6 дней в неделю. Встречались имения, в которых крестьяне отбывали «сквозную барщину», т, е. не имели для работы в личном хозяйстве ни одного дня. Чрезвычайно отрицательно сказывались на состоянии хозяйства барщинных крестьян так называемые «поголовные сгоны». Они назначались обычно в страдную пору, в погожие дни, когда крестьянам была дорога каждая минута. «Внезапные требования барщины, – писал А.П. Заблоцкий-Десятовский, имея в виду «поголовные сгоны», – особенно разорительны для крестьян в черноземных дачах. Крестьянам обыкновенно предоставляются отдаленнейшие поля. Они туда отправляются чуть свет. Вдруг скачет от барина ездок и требует на барщину, крестьяне бросают свою работу, едут на барщину, а на их поле хоть трава не расти»[296].