Оттого Груша не могла настойчиво потребовать у него чего-либо и прошедшие полтора месяца вежливо просила о милостях. Да, Урусов с удовольствием исполнял все ее прихоти, но в данный миг их желания явно расходились. Он отчего-то не хотел давать ей вольную, а эта бумага была нужна Груше как воздух, которого не хватало ей в этой усадьбе, где было столько страданий. И как она могла, такая еще юная и неопытная, со своим покладистым мягким характером, противостоять ему? Одно неправильное слово, и она, возможно, уже никогда не сможет получить вольную. Может быть, она бы не стала возражать князю. Но сейчас Груша не собиралась так просто отступить и забыть свои мечты о свободе. Свободе, которую он обещал ей за уступчивость.
Наконец, решившись и собравшись с духом, Груша пришла в кабинет, где находился Урусов.
— Кто-то приезжал? — начала она, пытливо глядя на князя.
— С чего ты взяла это, душа моя? — ласково спросил Урусов. Он подошел к Груше, привлекая ее к груди. Князь стал медленно перебирать ее светлые густые волосы, которые струились по спине длинным хвостом.
— Я видела коляску, — по слогам произнесла Груша и почувствовала щекой, которая была прижата к его груди, как Урусов напрягся.
— Да так, старый знакомый, ты все равно не знаешь…
— Чукоров Петр Иванович, ваш адвокат, — произнесла четко Груша.
— Ну, адвокат приезжал, и что из того? Что за допрос? — нахмурившись, спросил Константин. Груша отчетливо услышала недовольные нотки в его голосе. Урусов отстранился от нее и, обвив рукой девушку за талию, потянул ее к узкому диванчику. — Пойдем, поговорим, — сказал он и улыбнулся. — Как ты думаешь, может, нам устроить прием в воскресенье?
Он сел и протянул к ней руку. Груша поняла, что князь приглашает ее сесть на его колени, но была слишком напряжена, чтобы говорить сейчас о каких-то там приемах, да еще и у него на коленях. Она поняла, что Урусов умело решил сменить тему. Она напряглась всем телом и осталась стоять подле него. Не отрывая напряженного прелестного взора, она смотрела в его потемневшие серые глаза.
— Петр Иванович уверил меня, что вы не говорили с ним о вольной, — глухо заметила Груша. Улыбка медленно сползла с лица Константина. — Зачем вы солгали мне утром? — прошептала Груша и с укором посмотрела на него.
Урусов сжал челюсти и несколько минут молчал, мрачно созерцая девушку, которая стояла перед ним в двух шагах. Ее лицо находилось довольно близко, и он отчетливо видел, как фиолетовые глаза стали почти чернильного цвета.
— Разве тебе плохо здесь со мной? — спросил вдруг князь дрогнувшим голосом. Груша удивилась, поскольку еще никогда не видела на лице Константина такого печального выражения. — Чего тебе не хватает? Скажи…
— Дело не в этом, — начала Груша, тяжело вздохнув. Как она должна была ему объяснить, что ее сердце неспокойно. Она не могла открыто смотреть людям в глаза, чувствуя себя невозможно грязной. Это унизительное положение куртизанки терзало ее каждодневно и не давало покоя. Как она могла спокойно и весело жить при князе, зная, что вся ее жизнь — сплошной грех. Груша отчетливо понимала, что ее сердце не сможет успокоиться рядом с Урусовым, ибо совсем не любила его.
— Что-то случилось? — продолжал Константин тем же проникновенным тоном. Не моргая, он смотрел на ее несчастное прелестное лицо. — Тебя обижают? Опять этот Елагин?
— Нет, — замотала Груша головой, испугавшись, что князь вновь накажет Андрея.
— Что же тогда?
— Как вы не понимаете! — воскликнула горестно Груша и, закрыв лицо руками, отвернулась от него. Если бы она стала свободной! Она бы призналась Андрею в любви, и, возможно, он смог бы простить ей падение, и тогда она попыталась бы завоевать его сердце. Но на это мало надежды, думала девушка с отчаянием, ибо он уже был обручен и наверняка любил Прошу. Однако, если Андрей прогонит ее, она уедет в Калугу и попробует устроить свое счастье там.
Урусов мгновенно встал и обнял девушку сзади, тяжело вздохнув. Его горячее дыхание опалило ее лоб.
— И что ты будешь делать со своей свободой? Не понимаю, к чему тебе она? — взволнованно прошептал над ней князь. — К тому же я еще не хочу отпускать тебя, малышка. Давай, знаешь, как сделаем. Немного обождем, недельку-другую. Я все как следует обдумаю, решу, — добавил он глухо. Груша молчала и лишь несчастно вздыхала, чувствуя, как его сильные руки нежно обнимают ее. Константин немого помолчал и после внутренней молчаливой борьбы выдавил из себя: — Обещаю, что как только ты мне наскучишь, я дам тебе вольную. Как награду за твое доброе отношение ко мне.
— Я снова должна поверить вам? — спросила Груша печально, ощущая, что вся ее жизнь превратилась в какой-то мрачный, безрадостный, омерзительный спектакль.
— Конечно, — сказал Урусов и поцеловал ее в макушку. — Ты просто устала, душа моя, давай съездим в Москву, ты немного развеешься?