Крепостная

— Нет, нет, Прасковья, проходи, — заметил громко Степан, вставая и думая о том, что было бы хорошо оставить Елагина наедине с Прошей. Вдруг что у них и выйдет сейчас, и, возможно, хоть это отвлечет Андрея от кровожадных мыслей. — Я ухожу уже.

— Уже? — удивился Елагин, устремив взор на друга, который направился к двери, не обращая внимания на вошедшую девушку, стоящую неподалеку.

— Дела у меня, — сказал Степан, открывая дверь. Елагин вдруг громко, напряженно спросил:

— Степан Алексеевич, так ты купишь то, что я просил?

— Сказал же, нет! — уже недовольно ответил Степан и наставительно добавил: — К тебе невеста пришла, ей займись. И хватит о всяких глупостях думать!

Без промедления направившись к выходу, Степан плотно закрыл дверь.

Андрей перевел уже довольно затуманенный спиртным взор на девушку, стоящую рядом, и холодно спросил:

— Выпьешь со мной?

— Как же не выпить. Конечно, выпью, Андрюшенька, — проворковала Проша и проворно заняла место Степана. Она схватила рюмку, к которой не притронулся Степан, и призывно улыбнулась Елагину, который в упор смотрел на нее.

— За что же будем пить? — спросила она. И Андрею ее вопрос показался до крайности глупым.

— За тебя и выпьем, — съехидничал он. Но девушка, не заметив иронии, наградила его любовным взглядом и быстро выпила, закусив огурцом. Андрей мрачным взором проследил за ней и, поморщившись от гадливости, невольно вымолвил: — Ну ты, Прасковья, даешь. Первый раз вижу, чтобы девица так умело самогон пила.

— Дак я ради тебя, яхонтовый, еще и не то могу, — проворковала Проша и призывно облизнула губы. Елагин откинулся на спинку стула, ощущая, что довольно опьянел. Отчего-то в его голову полезли гадкие, черные, злые мысли о том, что вот эта девка прямо из кожи вон лезет, чтобы угодить ему, а невозможная девица с фиолетовыми очами никогда даже и не пыталась угодить. Совсем заглушив в себе все человеческие и совестливые мысли, Андрей вдруг спросил:

— А раздеться можешь?

Проша замерла, и Елагин решил, что она обиделась на его унизительную фразу и сейчас непременно уйдет. Именно так и должна была поступить нормальная порядочная девушка, по его мнению. Но Прасковья кокетливо заулыбалась и начала проворно расстегивать на своей груди темную кофточку. Когда девушка медленно спустила ее со своих покатых полноватых плеч, Андрей уставился на ее большую грудь, прикрытую одной сорочкой и нахмурился сильнее. Она же, решив, что он недоволен тем, что она разделась не до конца, тут же спустила бретельки, обнажая себя до пояса. Она распрямила плечи, словно пытаясь поразить молодого человека своими внушительными достоинствами.

— Вам нравится? — спросила заискивающе Проша, не сводя страстного взора с широкоплечей фигуры Андрея, и вновь облизнула губы, видя, как он немигающим, каким-то странным взглядом в упор смотрит на ее обнаженную грудь.

Молодой человек не отрывал от нее взора. Грудь девушки была невозможно большой, тяжелыми грушами чуть свисая вниз. Большие темные соски располагались внизу, и Андрей вдруг подумал, что грудь Прасковьи лет через пять вообще вытянется и станет совсем некрасивой. Отчего-то в этот момент Андрей отчетливо вспомнил пикантные, упругие грудки Груши, которые были впору его широкой ладони. Нежные, желанные, манящие, их непременно хотелось не просто сжать в сильных руках, ощутить их упругость и полноту, а еще и целовать до одурения.

К тому же Груша никогда бы не разделась после его гадких слов. Она всегда обижалась на его скверные слова, а порой даже давала ему справедливые пощечины, показывая тем самым что унижать и оскорблять ее нельзя. И в тот раз, в глухом лесу, когда он снял ее с обрыва, Андрей сам расстегивал ее платье, и она ни разу не давала повода обращаться с собой гнусно или похабно. Если раньше Елагин еще задумывался о том, что Груша, возможно, могла оказаться холодной в интимных ласках, то после их упоительный сказочной близости у реки, точно знал, что она невозможно страстна в любовных играх, и лишь воспитание делало ее внешне спокойной и стеснительной. Это весьма нравилось Елагину и привлекало его неимоверно.

Проша же, похоже, совсем не стыдясь, выставляла свои прелести перед ним напоказ и явно ждала его одобрения. Елагин подумал, а что если сейчас он попытается овладеть Прасковьей, то может быть сможет хоть на пару часов избавиться от дурмана фиолетовых глаз. Оттого он в своей циничной манере добавил:

— Хочу обнять тебя…