Крепостная

Груша попыталась оттолкнуть его. Но в следующий миг Андрей заключил девушку в объятья, припечатав ее бедрами к подоконнику и начал осыпать неистовыми бешеными поцелуями лицо и губы. Груша попыталась вырваться, но молодой человек, словно обезумев, обхватив ее голову ладонью, второй рукой дико прижимая легкое стройное тело к своей груди. Он начал уже иступлено и яростно терзать ее губы. Груша, опешив и еще отчетливо помня его последние обидные фразы, совсем не горела желанием, чтобы этот циничный холодный человек прикасался к ней так. Она ощущала себя гадко, чувствуя, что в этот момент Елагин относится к ней как к той самой блудливой девке, каковой обзывал чуть раньше. Но она любила его, несмотря ни на что, и оттого унизительные похабные поцелуи молодого человека сейчас были для Груши оскорбительны и неприятны. Она начала яростно отталкивать его от себя, пытаясь высвободить хотя бы рот из плена насилующих губ.

Андрей как будто не замечал ее сопротивления. Словно оголодавший, он все продолжал целовать нежные губы девушки, сжимая ее тело в руках. Воспоминания двухмесячной давности, о том, что произошло у реки, мгновенно нахлынули на него и он, вдруг отпустив ее губы и опаляя лицо срывающимся от страсти дыханием, вперил в нее безумный потемневший голубой взор и с угрозой заявил:

— После князя моей будешь, так и знай! Слышишь?! Моей! — он вновь начал осыпать ее лицо поцелуями, обхватив его ладонями. — Никому не отдам тебя, слышишь?! — с угрозой вымолвил он.

— Я вам не девка для развлечений! — выпалила Груша иступлено, отчетливо осознавая, что Елагин намерен после князя тоже использовать ее для удовлетворения своей похоти. Она уже со всей силы начала хлестать молодого человека ладонями по груди и лицу, желая одного, чтобы он более не прикасался к ней. Ей наконец удалось как-то вырваться, и она, отскочив от него, устремилась к двери.

— К своему возлюбленному собралась? — процедил Андрей, вновь нагоняя ее. Обвив сильной рукой изящный стан, он с силой прижал Грушу спиной к своей груди. — Что, думаешь, осчастливит он тебя? — прошептал он срывающимся от страсти и страдания голосом. С каким-то отчаянием впился губами в ушко девушки и проворковал: — Не ходи к нему, Грушенька. Горлинка моя ясная… я ведь для тебя все сделаю… только забудь того окаянного… не люби его…

Не понимая, отчего вдруг Елагин стал другим, каким-то ласковым и просящим, Груша обратила на него отчаянный взор.

— Я и не могу к нему пойти, — трагично пролепетала она. — Ведь он ненавидит меня. И жениться на другой хочет. И ему до моего счастья дела нет…

— Да неужто? — опешил Андрей и, тут же развернув девушку к себе, вперил в нее страстный, любовный взгляд.

— Да, — глухо ответила Груша.

— И на ком же он жениться хочет? — спросил, не удержавшись, молодой человек, не понимая, как можно желать какую-то другую девушку, когда его любит такая прелестница?

Пронзительно и долго Груша смотрела в потемневшие глаза Андрея и думала о том, надо ли идти до конца и говорить ему всю правду. Словно бросившись в омут, она выдохнула:

— На Прасковье Кожевниковой…

Лицо Елагина после ее слов как окаменело, а взор стал стремительно менять выражение. Сначала в нем появилось удивление, потом понимание, затем неимоверное удивление, а в конце дикая радость.

— Что-то я не пойму, ты обо мне говоришь, что ли? — выдохнул глухо молодой человек, опешив от поразительного вывода, который возник в его мыслях, и ощущая, как кровь бешено побежала по жилам и сильными ударами забилась в висках.

— О вас… — пролепетала Груша.

И тут лицо Андрея стало совсем диким и невменяемым. Он устремил на нее ненормальный взор, как будто желая в чудных фиолетовых глазах найти подтверждение ее словам. Очи Грушеньки, колдовские, огромные, еще влажные от слез имели теперь светло-фиолетовый оттенок и манили его в свой омут.

— Что за игру ты затеяла? — выдохнул Елагин тихо грудным голосом, боясь поверить в то, что эта недоступная сказочная принцесса призналась, что неравнодушна к нему.

— Это не игра, — ответила она тихо и, окончательно смутившись под его темным горящим взором, отвернулась. Так и не выпуская ее из объятий, молодой человек, вмиг склонившись, упер свой горячий лоб в висок девушки и страстно, с мукой вымолвил:

— Неужто люб я тебе?

— Да, — тихо выдохнула Груша одними губами, с каким-то трагичным отчаянием в голосе, боясь поднять на него глаза, глухо вздохнув, приготовилась услышать от него ехидную обидную фразу. Она уже сожалела, что сказала ему, ведь этот циничный притягательный Елагин не может испытывать к ней никаких возвышенных чувств.