Крепостная

— Как давно я люблю ее? — прошептал Андрей сам себе, тяжело осев на небольшой бугорок между двух сосен. — Или это было всегда? И она пленила мое сердце, еще когда была совсем девочкой? Но осознал я это только два года назад, когда вытаскивал ее из пруда.

Почувствовав, что кровь из ран на ногах полилась в сапог, Андрей решил, что хватит предаваться тягостным думам, которые рвали на части сердце. И решил сегодня же вплотную заняться постройкой конюшен, надеясь, что тяжелая работа заглушит его страдания.

Когда Груша вошла в музыкальную гостиную, князь сидел на сером небольшом диванчике. Она улыбнулась.

— Отчего так долго, душа моя? — пожурил ласково Константин и протянул к девушке руку. — Я уже соскучился. Пойди сюда.

Груша села на колени Урусова, как он и предложил. Князь внимательно оглядел прелестницу в модном алом платье и удовлетворенно хмыкнул. Но вдруг насторожился.

— Насколько я помню, в этом наборе было еще кольцо, — заметил князь, подняв вопросительно брови, намекая на гранатовый гарнитур сочного алого цвета, красовавшийся на девушке.

Груша опустила глаза и замялась.

— Я потеряла его, — прошептала она тихо.

— Потеряла? — удивился Константин и, приподняв сильной рукой ее подбородок, заглянул в фиалковые глаза. — Опять, поди, отдала нищим?

Груша смущенно и как-то виновато опустила лицо и принялась нервно теребить юбку платья, тихо произнеся:

— Не сердитесь, Константин Николаевич. Вы понимаете, у них недавно кормилец умер, а она вдова с тремя малыми детьми. Как им прожить-то, бедняжкам?

Она подняла свои чудные глаза и мольбой посмотрела на Урусова.

— Грушенька, я же не ругаю тебя, — произнес ласково Константин. — Просто мне не нравится, что ты мои подарки другим передариваешь. Знаешь что, душенька, — начал Урусов, задумавшись. — Раз все равно тебя не удержать, давай я буду каждую неделю давать тебе по пять рублей на милостыню. А ты больше не станешь раздаривать драгоценности. Согласна?

Груша радостно охнула и, обвив руками шею князя, поцеловала его в щеку.

— О, благодарю вас, Константин Николаевич! — воскликнула радостно девушка.

Урусов счастливо улыбнулся ей и проворковал:

— Раньше я и не знал, как выпросить поцелуй у тебя. Если б догадался, сразу же начал бы милостыню раздавать! — пошутил он.

Князь с силой прижал к своей груди девушку и стал властно целовать ее.

— Хотите, я спою вам что-нибудь? — предложила она, чуть отстранившись.

— Спой, Грушенька, сделай милость, — улыбнулся ей Константин. — С удовольствием послушаю.

Она быстро спорхнула с его колен и устремилась к белому открытому роялю.

Зайдя во дворец, Андрей узнал у дворецкого, где находится князь, и направился в сторону восточного крыла дома. Еще издалека Елагин услышал мелодичный чарующий голос Груши, который доносился из музыкальной гостиной. Когда он подошел, через приоткрытую дверь до его слуха донеслось пение:

Когда на него ты глядишь так умильно,
А я одинокий стою.
В то время и злоба, и зависть так сильно
Грудь бедную мучит мою.

Я мыслю: за что же он счастлив?

Принес ли он в жертву тебе
Мечты, и надежды, и счастье земное
Подобно, подобно безумному мне?

Трагичные слова романса подняли в душе Елагина целую бурю чувств. Неподвижно застыв у двери, он жадно ловил каждое слово девушки и трепетал. Фразы, которые она пела, как будто отражали его потаенные мысли. Его любовь к Груше в этот момент была так сильна, что Андрею стало не по себе от безумных мыслей, которые вдруг возникли у него в голове. Кровь бешено стучала в висках молодого человека, а голову заполнили дикие страсти, ему хотелось ворваться в гостиную, убить князя и завладеть Грушей. «Отчего же Урусов достоин радости обладать ею, а я должен уйти в сторону?» — думал Андрей.

Вот уже неделю Елагин даже не осмеливался приближаться к девушке, боясь своих безумных порывов. Он не мог ни о чем думать, только о том, чтобы причинить девушке такую же душевную боль, какую причиняла она тем, что устроила себе вольготную жизнь рядом с Урусовым. По вечерам, когда Андрею становилось совсем тошно, он почти до изнеможения работал. Далеко за полночь он падал на постель и проваливался в глубокий тревожный сон до утра.

Я презрен, отвергнут, а он торжествует,
С улыбкой глядя на меня.
Но бедное сердце сильнее тоскует,
И мщения ищет душа.

Но мщение глупо, не лучше ль презренье,

К нему и забвенье к тебе?
Я вынес довольно, прося упоенья,
Пора, пора пробудиться от сна.

Когда последний аккорд затих, Елагин несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце и, распахнув дверь в гостиную, вошел.