Крепостная

Она говорила и говорила о своих желаниях относительно ремонта оранжереи, но Елагин почти не слушал, а лишь с каким-то отчаянием смотрел на ее юное раскрасневшееся лицо. Про себя он тяжко думал: «Каждую ночь князь смотрит в эти прелестные глаза, терзает эти пухлые манящие губы и обнимает соблазнительный стан. А я обречен на мучения всю ночь напролет, терзаемый ревностью, злостью и тоской». Когда она закончила, лицо Андрея стало совсем бледным.

— Нет у меня материалов, — заявил молодой человек недовольно. — И времени на ремонт тоже нет. Скоро сбор урожая, надо все подготовить.

— Но я могу сама контролировать стройку.

— Ну-ну, — Андрей зло рассмеялся ей прямо в лицо. — Вы думаете, это так же просто, как наряды надевать?

— Отчего вы все время оскорбляете меня, Андрей Прохорович? — обиженно произнесла Груша. — Насколько помню, я никогда зла вам не делала.

От ее укоризненных слов гнев Елагина усилился. Андрею стало не по себе от мысли, что ему только и осталось, что обижать ее словами, ибо на другое он вряд ли когда-нибудь будет иметь право.

— У меня нет денег для восстановления вашей треклятой оранжереи! И времени нет! Неужели вам непонятно?! — взорвался он.

Груша, опешив от его крика, обиженно замолчала. Бросив на молодого человека последний несчастный взор и не сказав больше ни слова, девушка развернулась и пошла прочь.

Смотря вслед удаляющейся стройной любимой фигурке, Андрей чувствовал, что его душевные силы на исходе. С каждым днем он все более осознавал, что потерял Грушу навсегда. То, с каким трепетом и страстью относился к девушке Урусов, наводило Елагина на мысль, что князь еще долго не отпустит Грушу от себя. Ведь если бы у князя это было простым мимолетным увлечением, вряд ли бы он позволил Груше перестраивать оранжерею, это требовало не только уйму времени, но и стоило бешеных денег.

— И ты не боишься? А вдруг она обо всем князю расскажет? — поинтересовался подходящий к нему Степан, который невольно слышал конец напряженного разговора между молодыми людьми. — Выгонит он тебя.

— А мне уже все равно, — трагично произнес Андрей. — Будь что будет. Все равно мне покоя нету. Мука одна. — Он опустил голову и горестно вдохнул. — Раньше хоть работа помогала, а сейчас даже она не дает забыться…

— Доброго утреца вам, Андрей Прохорович, — произнесла заискивающе Проша, которая проходила мимо. Степан проводил крепостную девушку взглядом и внимательно посмотрел на Елагина.

— И что ты все страдаешь-то? Забудь уже про Грушу. Не для тебя эта девица, неужели непонятно, — заметил наставительно Степан. — Ты лучше гляди на тех, кто ровня тебе. Вот Проша, к примеру, уж больно по тебе сохнет, все глаза поглядела.

— Прасковья? — как-то безразлично спросил Андрей, невольно проводив удаляющуюся Прошу взглядом.

— Да. Выкупил бы ее у князей, взял бы замуж. И быстро бы забыл про страдания свои. Жена-то, она, знаешь, и днем словом ласковым согреет, и по ночам словно кошка ластится, — улыбаясь, сказал Степан, желая помочь другу. — Думаю, Проша тебя вмиг излечит от Аграфены Сергеевны…

— Не знаю даже, — нахмурился Елагин. — Язык у Прошки длинный и наглый, как сказанет, аж пробирает до самого нутра. И толста она больно, и высоченная к тому же…

— Чего это высоченная? Ты ж ее на полголовы выше, — возмутился Степан. — Да и не толстая она, просто грудь у нее хорошая, добротная, — сказал, как-то довольно ухмыляясь, Степан, намекая на большой размер груди Проши.

— Что же мне с подушкой обниматься? — заметил хмуро Андрей. — Когда ее грудь даже в руку не влазит…

— Ты посмотри, какой эстет нашелся, — поднял брови Степан. — Зато у нее лицо приятное да коса знатная. Ты обручись с ней, посмотри, как пойдет. А там уж видно будет.

Андрей задумался и через минуту вымолвил:

— А может, ты и прав, Степан? Может, Прасковья меня своей любовью и вылечит от этой блудливой девки с фиолетовыми глазами?

— А я что говорю, — закивал Степан и строго добавил: — Только Грушеньку не обижай больше, ей и так несладко живется.

— Грушеньку… — передразнил его Елагин едким тоном и уже зло вымолвил. — Тьфу ты, заступник еще нашелся…

Однако Груша решила поступить очень хитро. Боясь рассказать всю правду Урусову, потому как он мог снова наказать Андрея, она заявила Константину, что Елагин согласен отремонтировать оранжерею, но простит все детали обсудить с ним лично. Она понимала, что князю открыто Андрей противиться и перечить не будет. Так и произошло. Поворчав и чуть успокоившись, Елагин все детально обсудил с Урусовым и уже через два дня по велению князя поехал в Москву к знакомому архитектору, который проектировал уже некоторые строения в усадьбах князей, и вернулся с готовым планом новой оранжереи. И через неделю, закупив в Москве все нужные материалы, Елагин занялся очередной стройкой, до будущего года отложив возведение нового конного завода.

Собравшись на крыльце, дворовые восхищенно рассматривали позолоченную открытую коляску. Мужики, подойдя ближе, осторожно проводили руками по лаковому черному корпусу открытого экипажа.