Крепостной Петербург пушкинского времени

Об исключительных, по своей суровости, мерах наказания, применяемых столичным дворянством, рассказывает английский врач Гренвилль. При осмотре им Монетного двора, в Петропавловской крепости, в цехах, особенно вредных для здоровья, где обрабатывали ртутью серебро и сжигали шлаки, внимание Гренвилля привлек жалкий вид рабочих. Как оказалось, это были строптивые или непослушные слуги, присылаемые сюда их господами, на короткий срок, для исправления, и работавшие тут под наблюдением особых надсмотрщиков. Работа в этих условиях была столь тяжела, что, как отмечает Гренвилль, крепостные «необычайно редко дают потом повод для их вторичной присылки сюда».

Как безгранична была зависимость крепостного человека от своего господина, видно из следующего рассказа англичанина Скельтона, производившего в 1818 г. осушительные работы на Охте. Один рабочий, крепостной человек, обратился к нему с просьбой разрешить ему отлучиться к его барину, за 80 миль от Петербурга, чтобы испросить позволение вырвать больной зуб. Оказалось, что без согласия своего господина крепостной не смел его удалить. Скельтон, на свой риск, дал ему свое разрешение. Известно, что господа неохотно разрешали своим крепостным удаление зубов даже тогда, когда это было необходимо, потому что отсутствие определенного числа зубов у рекрута препятствовало сдаче его в солдаты.

Власть дворянина распространялась, конечно, и на семейную жизнь крепостного. Его женили, вовсе не спрашивая его согласия. Приводили невест и женихов и расставляли их по росту, затем записывали парами, по очереди, и лист тотчас же отсылали «для исполнения» приходскому священнику.

Трудно было ожидать, при подобных условиях, нормальных семейных отношений, чем отчасти можно объяснить ту «нравственную распущенность и разврат петербургской дворни», о которых пишет в своих мемуарах немецкая путешественница Фанни Тарнов, посетившая Петербург в 1817 г. Хорошим примером, однако, могла служить дворовым «семейная жизнь» их господ!

Вмешательство помещика в семейный быт подвластных ему крестьян было обыденным явлением. Характерно, что в спорах родителей с детьми помещик всегда становился на защиту авторитета родительской власти. «Если от родителей последует жалоба на детей в неповиновении или распутстве, то злонравных детей наказывать по желанию родителей». Так гласил § 152 «Положения для управления вотчиною гр. Строгановой, составленного самою помещицей» (гр. Строганева была урожденная княжна Голицына, дочь кн. Н. П. Голицыной — «Рrinсеssе Mоustаchе», «Княгини Усатой», пушкинской «Пиковой дамы»).

«Дворовые люди суть самое жалкое состояние в целом пространстве Российского государства, — такова характеристика дворовых, данная Пестелем. — Солдат, прослуживший 25 лет, получает, по крайней мере по истечении сего срока свободу и избирает себе любое занятие. Дворовый же человек всю жизнь свою служит своему господину и ни на какую надежду права не имеет. Одна воля барина всю его участь составляет до конца его жизни».

По законам того времени, дворянин имел право за любую провинность крепостного сдать его в солдаты. У А. А. Закревского, мужа воспетой Пушкиным красавицы Аграфены Закревской, было «свое неизменное правило, — пишет М. Ф. Каменская, — раз напьется человек — простить, в другой раз напьется — простить, а в третий раз напьется — в солдаты и конец. Тут хоть жена, хоть дочь, ползай перед ним на коленях — не простит».

В Петербурге это случалось чаще всего в больших домах, с многочисленной дворней, где отсутствие одного или нескольких человек не имело значения. Из опасения побега, сдаваемого в солдаты об этом заранее не предупреждали. Ранним утром в дом неожиданно являлись два полицейских солдата, тут же забиравшие «назначенного в сдачу». Несчастного вели в ближайшую полицейскую часть, откуда, по оформлении документов, отправляли в канцелярию обер-полицеймейстера. на Морской улице. Оттуда его передавали уже местным военным властям.

За небольшие проступки, с крепостным, обычно, расправлялись «домашними средствами». По закону 1833 г. владелец имел право употреблять «домашние наказания и исправления» по своему усмотрению, лишь бы только не было увечья и опасности для жизни. «Дворянин может бить своих крестьян или людей столько, сколько захочет, — отметил один иностранец. Закон говорит лишь, что он не должен бить их до смерти; это совершенно похоже на времена Моисея. Если избитый умрет в течение ближайших 12 часов, вмешивается суд и дворянин может быть осужден, как убийца; но судебные власти могут быть умилостивлены: небольшие подарки, опущенные в руку судей, приезжающих на разбор дела и несколько стаканов водки, предложенной им с видом лестного уважения, побуждают их видеть вещи такими, какими они должны быть, то есть доказывают им достаточно явственно, что дворянин не может быть виновным».