Крепостной шпион

   — Неужели в наше время вот так сразу по косвенному подозрению можно взять под стражу человека? У Вас же нет доказательств, только предположения и фантастические домыслы, — возмутился Бурса. — Кроме того, она женщина. А коли и убила, разве Аглая Ивановна совершила нечто против монархии? Разве она повинна в заговоре, в покушении на августейшую персону, в подстрекательстве к бунту?

   — Вы правы, Ваше превосходительство, — вздохнул Удуев. — Помните в прошлом месяце в ведомостях писали: двое мещан отравили грузинского князя. Знаете, чем дело кончилось?

   — Плетьми, — зло сказал Бурса. — Плетьми. Нашли бутылочку с ядом и всыпали по сотне плетей каждому.

   — А потом нашёлся истинный виновник, — добавил Удуев. — Бывает, дело семейное. Будем считать, что это дело именно государственной важности, — Михаил Валентинович в эту минуту не смотрел на хозяина кабинета. — Сейчас я поеду домой и лягу спать. Вы знаете, я ведь, так же как и Вы, Константин Эммануилович лёг поздно, не выспался. А после обеда возьму несколько жандармов и арестую госпожу Трипольскую. В нашем ведомстве её вина легко будет доказана. Вы, надеюсь, правильно поняли меня?

   — Спасибо, что предупредили. Спасибо.

Стук колёс ещё не утих на пустой улице, а Бурса уже положил перед собою чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Ещё через пять минут письмо было готово и сложено. Заклеив конверт, Бурса крупно написал на нём: «Генриху Пашкевичу лично в руки».

Очнулся Генрих от того, что сиделка с силой трясла его за плечо.

   — Что случилось?

Он открыл глаза. Было ещё раннее утро, светло, но солнце ещё не поднялось над крышами, только лёгкое зарево на востоке.

   — Что случилось? — опять повторил он, ощутив неладное.

Без слова девушка протянула конверт. Генрих разорвал конверт, прочёл. Содержание записки оказалось столь неожиданным, что он прочёл ещё раз: «Это не ошибка, письмо адресовано именно Вам. Хотя оно и не подписано, я надеюсь Вы сможете понять от кого оно. Настоятельная просьба по прочтении тотчас сожгите листок. Суть вопроса в следующем: коли Вам, Генрих, не безразлична судьба Аглаи Ивановы, то поспешите. Не позже, как после обеда, Аглая Ивановна, вероятно, будет арестована и водворена в крепость. Откуда её уж никак не вызволить. Поторопитесь, мой друг, жизнь девушки исключительно в Ваших руках. С глубочайшим уважением и надеждой, Ваш общий друг».

Листок ещё догорал в камине, а Генрих уже успел на половину одеться. Голова немного кружилась от резких движений.

   — Да куда же, Вы? Куда? — почти заплакала сиделка. — Вы же и шагу по улице не пройдёте, а ещё сабля. Слабый Вы ещё.

Но увещевания не помогли. Пашкевич желал получить объяснения, он жаждал объяснений.

«Ясно, письмо от Бурсы, — размышлял он, всё более и более распаляясь. — Но какого чёрта Его превосходительство, Константин Эммануилович, обращается с подобной просьбой ко мне? Я что член «Пятиугольника»? Я им ничем более не обязан».

Солнце уже поднялось над крышами, когда его экипаж остановился возле парадного входа дома на Конюшенной. Пашкевич взбежал по ступеням и, оторвав резким движением шнурок у звонка, и со всей силы ударил в дверь.

Но пришлось подождать. Очень нескоро дверь растворил заспанный старый слуга.

   — Его превосходительство почивают ещё. Ну куда же, куда же Вы?

Слуга попытался задержать полковника, но тот, не замечая его, прошёл внутрь, и через минуту оказался перед дверью спальни. Сдержав руку, Пашкевич постучал.

   — Входи, Генрих.

Бурса сидел на постели, одетый в халат и ночной колпак. Глаза Константина Эммануиловича были красными, по всей вероятности, он уснул совсем недавно, а теперь был разбужен.

   — Милостивый государь… — начал было Пашкевич, но осёкся под его взглядом.

   — Дурак я, — сказал Бурса, — старый дурак. Мог бы догадаться о твоей реакции. Погоди, — остановил он следующую гневную реплику Пашкевича, — погоди не перебивай. Послушай меня. Мы можем договориться. Если Аглаю Ивановну возьмут в крепость, это совсем не в интересах нашего Общества. Подключить кого-то из действующих членов, даже используя Нижний список, я не могу. Так что одна надежда на тебя, Генрих.

Он перевёл дыхание, но полковник не перебил, стоял молча в ожидании.

   — Я обещаю, что сделаю всё возможное для возвращения тебя в члены «Пятиугольника», — проговорил медленно Бурса.

   — Хорошо, — сказал Генрих. — Я сделаю, как Вы хотите, но объясните мне только, что она совершила, в чём её обвиняют.

Бурса вздохнул, закрыл усталые глаза, и весь как бы обмяк.

   — Сегодня ночью Аглая Ивановна помогла умереть княгине Наталье Андреевне. Вам достаточно?

   — Более чем. Каким временем мы располагаем?

   — До полудня.

   — Я всё сделаю.

Пашкевич демонстративно щёлкнул сапогами и вышел. Через минуту он сидел уже в своём экипаже. Ещё через 5 минут от сильной тряски у него закружилась голова и, не сказав вознице точного адреса, полковник потерял сознание и повалился набок.

Очнулся полковник от того, что ему в лицо брызнули водой.

   — Домой бы надо, барин, на квартиру.

Огромная седая борода кучера почему-то насмешила Генриха. У возницы были наивные голубые глаза.

   — Ни в коем случае.