Крепостной шпион

Далее в страницах рукописи был большой пропуск. Не хватало восьми страниц, по всей вероятности полностью посвящённых рецепту составления эликсира вечной молодости, а в самом конце дневника было пространное описание фамильного склепа.

Не ясно, как Ломохрустов угодил в этот склеп, и зачем нужно было это описывать.

…Очень глубокое помещение, — писал Ломохрустов, — ступеней 30 вниз в сырости и паутине. И когда я зажёг свечу, то увидел, что на камне лежит высохшая лисица. И кроме этой лисицы и покойников в каменном гробе здесь ещё многие нашли последнее пристанище. Здесь безумствовали по очереди как одноглазый Михаил Кармазинов и его распутная дщерь Степанида, так и последний хозяин усадьбы, Иван Кузьмич Бурса. Никто не знает кроме хозяина, и, быть может, его верного телохранителя о тайнах склепа.

Любой, кто приходил сюда пировать, оставался здесь навсегда. На стенах насечены кривые надписи, как будто насекал их нетрезвый человек в горячке, кругом черепа и кости людей, ржавое оружие, следы безумный трапезы.

Когда же я, опираясь на тщательно составленный план, нажал в нужном месте на камень, то открылось ещё одно скрытое помещение…

На этих словах рукопись обрывалась.

«Что же даёт мне эта рукопись? — размышлял Генрих, лёжа ночью в своей комнате и глядя в потолок. — Ничего она мне не даёт. Здесь нет главного — страницы с рецептом эликсира отсутствуют. Что я узнал из рукописи? Часть родословной братьев Бурса, но в общих чертах всё это и так было известно. Ломохрустов искал травы, «Пятиугольник», озабоченный эликсиром вечной молодости ищет рецепт. Рецепта здесь нет. Может быть, в рукописи содержится только намёк на то где можно искать. Остаются какие-то архивы, находящиеся у секретаря Бурсы Сергея Филипповича. Вероятно, Аглая права, я должен встретиться с секретарём и любой ценой заполучить эти бумаги. Будут на руках бумаги, уж наверное, общим голосованием «Пятиугольника» приговорят Ивана Бурсу к заслуженной каре».

Определив свои дальнейшие действия, Генрих Пашкевич уснул а, проснувшись утром, сразу же отправился в дом на Конюшенной. Он не хотел сталкиваться с хозяином особняка и объявил, открывшему слуге, что желает переговорить только с Сергеем Филипповичем, на что получил ответ:

   — Заперся в своей комнате и никого не пускает. Стонет.

   — Ладно. Хозяину доложи, что приехал Генрих Пашкевич.

Бурса принял его не сразу. Некоторое время пришлось поскучать в гостиной. Хозяин кабинета сидел за столом, и спокойное его лицо было обращено к вошедшему гостю.

   — Я сделал то, что Вы просили, — сказал Пашкевич, присаживаясь на диванчике. — Теперь Ваша очередь выполнять обещания. Мне бы хотелось вернуться в «Пятиугольник».

   — Разве я о чём-то просил? — удивился искренне Бурса. — Помилуйте, не помню, — жестом прерывая возмущённый возглас полковника, — но что касательно Вашего возвращения в Общество, сегодня же вечером на собрании поставлю этот вопрос и поскольку… поскольку Натальи Андреевны более нет с нами, мне кажется предложение моё будет принято. Может быть нелегко, может быть со скрипом, но, думаю, оно будет принято.

   — У меня несколько вопросов, — сказал Пашкевич.

   — Слушаю.

   — Как Вы узнали о том, что жандармы собираются арестовать Аглаю Ивановну? Вы же прислали мне письмо почти что сразу…

   — Не понимаю Вас, Генрих. Кого хотели арестовать? Какое письмо?

   — Ну хорошо, — Генрих поднялся и положил на стол перед Бурсой листки рукописи, которые принёс с собой. — Ваше право не помнить.

   — Что это? — спросил Бурса, переворачивая первую страницу.

   — По-моему Вы знаете, — сказал Генрих. — Это, Константин Эммануилович, рукопись Ломохрустова.

Рука Бурсы быстро перевернула рукопись, пальцы теребили страницы.

   — Нет, — сказал Пашкевич, — рецепта эликсира в ней нет, часть рукописи отсутствует.

   — Да что ж Вы мне голову-то морочите, — в голосе Бурсы звучало раздражение. — Эти материалы я сам отдал на хранение Наталье Андреевне. Без этих страниц рукопись не представляет никакой ценности. Кстати, как она у Вас оказалась?

Генрих не стал отвечать. Он подошёл к двери и, только уже взявшись за ручку, повернулся к хозяину особняка.

   — Скажите честно, Вы поможете мне в освобождении Вашей племянницы Анны или мне как несчастному Трипольскому придётся действовать в одиночку?

Бурса долго молчал, потом сказал сдержанно:

   — Если Вы думаете, молодой человек, что меня нисколько не интересует судьба Анны Владиславовны, то глубоко ошибаетесь. Конечно, смерть княгини Ольховский развязала мне руки, но в данный момент, увы, я ещё не в состоянии, чтобы то ни было Вам твёрдо обещать.

Генрих Пашкевич вышел, хлопнув дверью.

Глава 4

Нелегко было отказаться от выпивки. Когда последнее головокружение и слабость оставили полковника, и шаг его стал, как и прежде крепок, а руки перестали дрожать, возвратилась невероятная, жгучая тяга к вину. Но приняв твёрдое решение действовать, Генрих Пашкевич отказывался даже от бокала шампанского во время азартной карточной баталии.