Крепостной шпион

Антон Михайлович Шморгин не заставил себя ждать. Приехал в усадьбу Пашкевича тут же на следующий день и приехал с известием. Оказалось, что всё было готово. Набралось человек 50 и пять возов оружия и припасов.

Шморгин оживлённо рассказывал о приготовлениях, а Пашкевич ходил по зале с хрустальным бокалом в руках и маленькими глоточками отхлёбывал горячий пунш. Он внимательно слушал присевшего в кресло Антона Михайловича.

   — Давай не будем тянуть, — сказал он. — Давай выступим завтра, — он говорил, глядя прямо в голубые глаза Антона Михайловича. — Ты видишь, я слаб ещё, но тянуть не стоит. Если опять начнём готовиться, кончится зима. Сейчас у нас быстрый санный путь, а то, как мы с обозом по раскисшим дорогам?

   — Я согласен, мой друг, — Шморгин был весел и возбуждён. — Пушечку уж точно по весне не протащить будет. Я не говорил тебе, мы пушечку подыскали, шестидюймовую, а к ней 60 ядер. Можно, конечно, и без неё, но мы решили разрушить до основания, а уж тогда… Кстати, друг мой, а что у тебя здесь с Одоренковым приключилось? Ссора? Все об этом столько болтают, а толком никто ничего.

Но Генрих так глянул на своего приятеля, что тот не стал повторять вопроса.

   — Спасибо, — сказал Генрих и, обняв Антона Михайловича, крепко поцеловал его в губы. — До завтра, мой друг.

Уже в летящих по сверкающей снежной равнине санях, Генрих Пашкевич вскрыл последнюю почту. Среди прочих бумаг оказались два письма: ответ на запрос, посланный в Академию по поводу Ломохрустова и надушенный маленький конвертик.

Письмо из Академии уведомляло, что Н.Н. Ломохрустов — действительный член, профессор естествознания и физики скончался в одной из своих экспедиций 14 лет назад. Несколько стесняясь, расположившихся в тех же санях соратников, Пашкевич развернул второе письмо. Оно было от Аглаи.

«Простите меня, Генрих, за вынужденную ложь, — писала Аглая, — но я и теперь не вправе открыть Вам всю истину. Но вот Вам дозволенная часть моего признания. Теперь я не крепостная девушка, за которую Вы меня держали в первые месяцы знакомства, а богатая мещанка, но, увы, преследуемая властями за умышленное убийство. Так что Вы должны простить меня, что я тогда так и не появилась. Я искала Вас, и узнала, что из-за меня Вы вынуждены были уехать из столицы. Также я узнала, что Вы теперь больны, но как придёте в себя, собираетесь свершить вместе своими товарищами их слугами набег на усадьбу Ивана Бурсы.

Пишу Вам теперь по просьбе Константина Эммануиловича. Он также узнал о готовящемся предприятии и попросил меня сообщить некоторые детали и планы. На внутренней стороне конверта, в котором пришло это письмо, дай Бог, чтобы оно пришло вовремя, подробный чертёж. Следуя этому плану в указанной в нём последовательности, Вам и Вашим друзьям легко удастся выполнить задачу. Желаю Вам удачи, с чем и прощаюсь, Аглая.

P.S. Может так статься, что я окажусь в тех же местах, что и Вы. Ни при каких обстоятельствах не выдавайте нашего знакомства, иначе погубите дело».

В раздражение полковник смял письмо, и розовый шарик, подхваченный ветерком, улетел назад, закружился, уменьшаясь над снежной равниной.

«Что они из меня корнета строят? Что я им, мальчишка сопливый?»

Он вывернул наизнанку конверт. Здесь чёрной тушью действительно был нанесён план. Помечены постройки усадьбы — всего 5 заданий. Цифрами указано количество вооружённых людей в доме, час, наиболее благоприятный для нападения и порядок, в котором следует атаковать соседские усадьбы.

«Что мы мясники? Убийцы? Не буду я, Аглая Ивановна, никого по вашему плану ночью резать. Благодетельница тоже».

Конверт последовал за письмом и растворился в сверкающей белизне. Свежий ветер со снегом летел в лицо, лошади бежали быстро. Товарищи, удобно разместившись в санях, пили по очереди из горлышка французский коньяк.