Крепы

«Да какая она девочка? — немного опьянев, думала я. — Ей уж, наверное, под тридцать… Может быть, у нее уже и дети свои где-то есть… Жаль, она не помнит!.. Спросить? Не буду. Если вспомнит, сама расскажет… — Я старалась не улыбаться, когда ловила быстрые жадные взгляды мужиков — ну никак не могли устоять: слишком хороша была моя Анна. — Все правильно, — думала я. — Правильно… Все это — полное безумие, всего этого просто не может быть. А, наплевать!.. Все это мне нравится, и чем непонятнее, тем интереснее».

На следующее утро я проснулась поздно и увидела, что лежу в постели Егора одна. Я с трудом припомнила звонок телефона: Егор сперва резко что-то спрашивал, потом попросил перезвонить и перешел в другую комнату, не желая, вероятно, меня будить. Неприятно кололо в голове — нельзя в моем возрасте столько пить. Часы показывали половину второго. Я подумала, что время назначенного телефонного объяснения давно прошло.

— Егор! — присев на постели, крикнула я.

Но никто не ответил. В ярко освещенной квартире — все шторы распахнуты, пыль везде вытерта, даже цветы из гостиной исчезли — никого. Ни Егора, ни Анны. На столе я нашла записку, придавленную пустой вазой.

«Прости, что не разбудил. Мы с Анечкой уехали по срочному делу. Вернусь, наверное, вечером. Все объясню. Егор».

Я разозлилась. Тридцать лет назад подобная записка послужила причиной нашего моментального разрыва. Тогда он ушел на аэродром, обещав в записке вернуться вечером, и исчез на неделю. Когда он вернулся, состоялся разговор из пяти фраз, и все — расстались на двадцать пять лет. Только раз увиделись при официальном разводе.

Обнаружив на кухне груду немытой посуды и взявшись за нее (слава Богу, хоть чего-то девочка недоделала — нашлось на чем отвести душу), я постаралась успокоиться: вспомнила, как, спустя много лет, увидела Егора на своем операционном столе. Долгие ночи в онкологическом стационаре, когда мы запирались с ним в процедурке, выставив дежурную сестру. То, что я переехала к нему еще до его выписки из больницы, было совершенно естественно. Ненормальным оказалось то, что я с легкостью сначала крала для него морфий, а потом и покупала героин. Впрочем, почти любой профессиональный онколог смог бы меня понять. Немножко успокоившись, утирая слезы и улыбаясь, я припомнила и происшествия последних дней. Выходит, звонил этот Алан Маркович, выходит, именно он и объяснил все Егору, выходит, именно из-за него Егор и Анна куда-то сейчас отправились.

Бросив недомытую тарелку, я вытерла руки, порылась в своих карманах и сумочке и, найдя визитную карточку, набрала номер. Телефон в гостиной стоял напротив зеркала, и я, слушая длинные гудки, не без отвращения рассматривала свое отражение: щеки провалились, седые патлы торчат во все стороны, рот открыт, как у идиотки.

— Не пугайтесь, пожалуйста! — вдруг сказал в трубке детский голос.

— Чего я должна пугаться? — удивилась я и закрыла рот.

— Значит, я ошибся! — сказал мальчик. — Извините… Но по моим расчетам…

— Это Олег? — спросила я.

— Да!

— А папа дома?

— Папы сейчас нет. Он поехал вместе с Анной в министерство доказывать, что он еще не сошел с ума.

— Что доказывать?

— Ну, что он не сумасшедший…

Я стояла лицом к зеркалу, телефонная трубка была у меня в руке, а мое отражение в зеркале уже опустило трубку на рычажки, повернулось и вышло из комнаты. Я смотрела в зеркало, в котором не было моего отражения!

— Ну вот! — сказал мальчик. — Я же предупреждал.

— О чем?

— А вы не видите?

— А ты откуда знаешь, что я вижу?

— Это часто бывает, — сказал мальчик. — Ничего особенного. Просто зеркало имеет небольшое искривление. Если бы вы смотрели в бинокль, эффект был бы намного сильнее.

В зеркале отражалась открытая в коридор дверь. Я увидела мелькнувший в проеме собственный силуэт, потом там появился Егор: губы его шевелились, но ни слова не было слышно. За его спиной я видела тонкую руку Анны, закрывающую по одному все три замка.

— Что это? — шепотом спросила я в трубку.

— Это будущее. Ближайшее. Там у вас разница вряд ли больше, чем на две-три минуты. Вы оказались в поле действия мертвых, вот и все!

В эту минуту в дверь резко позвонили. Я положила трубку на рычажки и вышла из комнаты.

X

Мы жутко поссорились. Наверное, в первый раз за последние пять лет. Егор, оставив меня спать в своей комнате, сам ушел в кабинет. Девочка дипломатично не вмешивалась.

Пролежав с книжкой до половины второго, я все-таки, прокравшись на цыпочках в собственную комнату и приоткрыв дверь, спросила шепотом в темноту:

— Спишь, Анечка?

— Нет, Герда Максимовна.

— Прости, девочка. — Я вошла и, ощупью найдя край постели, присела. — Прости дуру старую. Любопытство замучило. Куда вы ездили-то сегодня?

— А сердиться на нас не будете? — Она подняла свою красивую головку и пристроила ее на согнутом локте.

— Обещаю.

— Хорошо, — прошептала она. — Но только вы все равно не поверите ни одному моему слову.

— Ладно уж! Не поверю… Рассказывай. После того что я видела, во что угодно поверишь. Хоть в черта, хоть…