Крещение Новгорода. Часть 2

– Добрыня всё не знает, как заставить нас исправно платить подати, – говорил Людота, растянувшись на лавке возле очага, – подати ведь выросли в несколько раз, да ещё каждый должен десятину церкви платить. Народ от этого доходы стал скрывать, всех гостей из Славенского конца встречать дубинами. Тут ещё весной много таких стычек было на мосту. Хотели даже нам нового голову назначить, временно как бы. Сажали на это место сына Чурилы, но народ его не принял. К тому же, все ещё винят Добрыню за пожар, что он у нас устроил, и, говорят, что он ещё сам должен нам, а не мы ему. Веру новую народ принимает плохо, но, как ты крестился, так многие стали чаще заходить в храм. Но ведь прошлого не переделаешь. Раньше у многих богатых людей было по две, а то и больше жён и всяких приживальщиц, и у всех дети. Христианство это запретило. Что же им теперь, всех жён с детьми на улицу выставить, оставить только одну? Хорошо, что суд у нас ещё не христианский, а такой же, как в старину. И праздники старые остались, только мы их теперь переделываем на христианский манер и так же отмечаем. День Перуна нарекли днём Ильи Пророка, день Купалы днём Ивана Купалы, а день Коляды нарекли днём рождения Христа. Только народ как и прежде в этот день колядует.

– Да-а-а, – затянул Василий Буслаев, – туго вам тут без меня жилось. Но ничего, Людота, я вернулся, теперь другая жизнь начнётся. Теперь всё в Новгороде будет по-нашему.

Костя Новоторжанин явился домой весь продрогший, с колючей бородой, весь покрытый снегом, облачённый в меха поверх холодной кольчуги. С порога его встретила жена. Богатырь крепко обнял её и поцеловал, но Ольга лишь задрожала и поморщилась от холода. В избе послышался детский плач, она быстро убежала. Совсем не так Костя представлял себе встречу с любимой. Он подошёл к колыбели, в которой спал его сын. Маленькое беспомощное дитя, разумеется, не узнало его и даже испугалось. Ребёнок почувствовал холод, идущий от гостя и расплакался ещё сильнее. Костя изо всех сил пытался пробудить в себе прежние нежные чувства к своей семье, но что-то внутри говорило: не время для нежностей, враг может напасть в любой момент. И снова перед глазами возникали образы безобразных оборотней, жестоких и диких печенегов, колдунов и грязевых монстров под сверкающим небом, кровь и грязь, смерть и боль. Костя обнимал своих родных, но на сердце у него не было покоя. Ночью он пытался быть нежным со своей женой, но был как-то слишком груб. Без долгих ласк богатырь получил удовлетворение и быстро заснул. Сон его был беспокойным и полным кошмаров.

Но ни один Костя пришёл другим с этой войны. Все богатыри мысленно были ещё на войне. Они не могли находиться долго дома, со своими семьями и собирались вместе, чтобы напиться спиртного или отправиться на охоту. Сразу после застолья в Людином конце на охоту ушёл и Святослав Вольга. Многие богатыри ушли с ним и не появлялись в Новгороде почти неделю, после чего пришли с тушами убитых ими зверей. Вольга не побоялся разбудить медведя, спящего в берлоге, и при помощи товарищей одолел его и заколол своим копьём. Садко после того, как переправил Алёну в дом к Василию Буслаеву, думал, что теперь она станет ближе к нему. Но его ожидания не оправдались. Теперь её взялся защищать Василий, который объяснял это тем, что хочет соблюсти приличия и спасти друга от злых языков. Но Садко видел, как смотрит его друг на юную чародейку, и понимал, что долго не живший без женской ласки Василий теперь, очевидно, стал привязываться к единственному юному женскому существу, которое находилось рядом с ним. Это Садка не пугало, тревожило его другое. Алёна была не простой женщиной, как те, с которым был прежде близок Василий. Она была из тех, кого можно было назвать знатными. Гордая, умная, владела грамотой. Именно такова была идеальная пара в представлении Василия. Поскольку он в своё время лишился знатного статуса, то брак со знатными женщинами был для него недоступен. Теперь же с ним в одном доме жила женщина, которую по характеру можно было причислить к знати. Садко поздно осознал свою ошибку и в отчаянии даже запил. Но даже уйти в запой ему не дали. Явился Добрыня, взял его за шиворот, как провинившегося кота и окунул в бочку с водой. Князь не мог позволить, чтобы крестник так позорил его. Когда Садко пришёл в себя, ему тут же нашли дело, чтобы не скучал. Василий же в эту зиму проводил много времени в кузнице. Здесь он тоже спускал пар, поскольку боевая ярость не давала покоя и ему. У Людоты воевода вкладывал в звонкий металл всю свою злобу, нанося по нему удары молотом. Время от времени к нему стала приходить Алёна, приносить ему еды.

– Не стоит тебе так утруждать себя, – говорил ей Василий, – ты таскаешь тяжести, это может быть вредно для ребёнка.

– Ребёнок ещё мал, и мне совсем не тяжело, – говорила она милым голосом, добродушно улыбалась.

– Тебе нравится у меня дома? – спрашивал её богатырь.

– Да, но у себя дома мне нравилось больше.

– Я бы радостью отпустил бы тебя, но ты носишь ребёнка Садка, и он должен решать, что с тобой делать.