Они осторожно потянули за веревку, но та лишь натянулась и наружу не вышла.
– За что-то привязана? – предположил Степан.
– Сейчас проверим, – прошептал Яшка. – Сейчас я дерну, и…
– Постой, – Степан схватил его за руку. – Вдруг это ловушка? Потянем, а на нас что-нибудь обрушится?
– А что ты предлагаешь?
– Ничего пока, дай подумать…
Сверху послышались шаги и возбужденный голос Лешего:
– Товарищи, там ко двору Носова машина подкатила!
– Машина? – Степан подошел к лестнице. – Грузовик или легковушка?
– Легковушка, – ответил Свирид. – Из нее какой-то пижон в костюмчике вылез и в дом прошел!
– Один? – спросил Калачев, чувствуя, как возрастает внутреннее волнение.
– Видел одного, а есть ли кто еще в машине, я не знаю!
– Все понятно, – сказал Яшка, – слетаются мухи на дерьмо.
– Наверное, вкусно пахнет, – отшутился Степан. – Оставайся здесь и в тайнике ничего не трогай. Я пойду наверх и понаблюдаю за домом. Свирид к тебе спустится… Так вы с ним пол-то прощупайте. Проход в шахты рудника есть, точно. Нутром чую.
Отдав распоряжение, он выбрался в подвал, занял место Лешего и поднес к глазам бинокль. Степан смотрел на дом как загипнотизированный. Кто в нем сейчас находился, он не видел. Только один раз заметил, как полицай вышел из сеней с каким-то свертком в руках и снова вошел внутрь. «Сердцем чую, что-то здесь затевается», – подумал он, томясь от ожидания необычного, сгорая от любопытства и многое отдав бы за то, чтобы заглянуть внутрь.
Когда искушение стало совсем невыносимым, Степан отвел бинокль в сторону и закрыл глаза. Больше всего Калачева мучил вопрос: в доме ли его брат Василий или нет? Если он в гостях у полицая Носова, значит, «проскочил», когда разведчики были заняты поисками выхода из подвала. А если брата в доме нет?
Он снова посмотрел на стоявшие у двора легковушки, и его сомнения переросли в уверенность. Если на машине, которая подъехала к дому второй, приехал тип в сером костюме, значит, в первой… А вдруг он ошибается? И в Москве могут ошибаться в отношении его брата. Нет, никаких сомнений быть не может! Василий здесь, в доме. Он, Степан Калачев, чует его присутствие.
Сердце вдруг сжалось от тревоги и плохого предчувствия. Раньше, до засылки в тыл врага, Степан был обозлен на Василия и смертельно того ненавидел. А сейчас в нем пробудились родственные чувства, и он готов простить брату все, даже страшный грех, который тот совершил против своей страны. «А ведь есть же в нем и хорошее», – думал чекист, вспоминая с каким просветленным лицом Василий слушал бабушкины сказки, как был всегда добр, спокоен и тих и повторял не однажды: «Мы же никогда с тобой не расстанемся, Степа, когда вырастем? Мы же всегда будем заботиться друг о друге…»
В сенях показалось какое-то оживление. Калачев напрягся. На улице появился Васька Носов. За ним – полицай с большим мешком на плече. Третьей вышла женщина. (Калачев крепко выругался, узнав «монашку» из обители скопцов.) Ну а четвертым… Невероятно!
– О Господи, дай мне сил и терпения пережить это! – прошептал потрясенный Степан, увидев своего младшего брата в форме немецкого генерала.
И тут все хорошее, что он думал о Василии несколько минут назад, мгновенно улетучилось, как утренний туман, а на смену вернулась лютая ненависть. Внутренне содрогаясь от омерзения и досады, он схватил автомат и передернул затвор.
16
Вилли Штерн вдруг почувствовал смертельную усталость: мертвый обер-лейтенант вызывал отвращение, а Васька пил, опрокидывая в себя один стакан за другим, не пьянея.
– Долго мы еще здесь высиживать будем? – поинтересовалась Бригитта, глядя на Ваську и презрительно кривя красивые губы.
Тот медленно повернул в ее сторону обрюзгшее лицо:
– А что, если я тебя тресну по башке, ежели ты сию минуту не заткнешься, профура? – Носова прямо распирало от злости.
– Я же тебя предупреждал, кретин: если будешь оскорблять мою жену, шею сверну, – вспылил Штерн.
– И ты заткнись, – огрызнулся Васька, переведя на него тяжелый взгляд. – Ты в моем доме, петух ряженый, и не кукарекай в мою сторону! А ну выметайтесь из моей избы, подлюги! – заревел вдруг Носов. – Все вон из моего дома, я спать хочу!
Размахнувшись, он запустил пустой стакан в генерала. Штерн увернулся, и «снаряд» угодил прямо в грудь Бергеру. Унтер-офицер охнул и вскинул карабин.
– Опусти оружие, – приказал Штерн. – Видишь, он пропил свой разум и сам не ведает, что вытворяет.
– Я его… – начал Бергер и запнулся на полуслове. – Он мне так надоел за эти годы, господин генерал, что я его…
– Все, остынь, скоро уходим, – перебил Штерн. – Сейчас в его башке бушуют самогонные пары, и разум дремлет. Будь он трезв, он не причинил бы тебе зла.
– Это точно! Зла я на него не держу! – пробубнил Васька, вставая. – Я только хочу убить вас всех насмерть!
– Мразь! – взвизгнула истерично Бригитта, потеряв самообладание. – И почему я раньше не пристрелила тебя?