Усадьба была огромна. Калачев успел ее рассмотреть еще раньше, когда приезжал официально, днем. Ночью она, казалось, и вовсе не имела никаких границ. Вдоль просторного двора возвышался каменный двухэтажный особняк. К нему примыкала конюшня. Справа от особняка белела беседка, а за ней простирался большой заброшенный сад. В конце двора располагались погреб, курятник, деревянный амбар и инвентарный сарай. Приусадебный участок не имел границ…
Степан, согнувшись, выскользнул из кустов и, подбежал к забору. Яшка, не отставая, последовал за ним. Забор оказался высок и надежно сколочен. Когда они продвигались вдоль него, ветки колючего кустарника противно цеплялись за одежду, царапали кожу. Яшка не понимал, зачем пробираться к воротам вдоль забора, а не перемахнуть через него прямо сейчас, в любом удобном месте. Но Степан все шел и шел. Наконец он остановился.
— Лезь вот здесь. Только берегись, во дворе могут находиться огромные цепные псы…
Не мешкая, Яшка перемахнул через забор, Степан перелез следом, оказавшись на чистом от травы и кустарника клочке земли.
Калачев лег на живот и затих, прислушиваясь. Сидевший рядом на корточках Яшка внезапно замер. Ему показалось, что-то шевельнулось в темноте, впереди них. С минуту они сидели не двигаясь. Опасность появления сторожевых псов была настолько реальна, что напарники боялись дышать, чтобы не привлечь внимание.
Тишина. Степан приподнялся с земли и, пригибаясь как можно ниже, двинулся вперед, сжимая в руке нож. Он ожидал атаки собак и был готов вступить с ними в смертельную схватку. Бесшумно, как кошки, Степан и Яшка продвигались короткими перебежками к дому, остерегаясь касаться чего-либо.
К счастью, ни собак, ни людей на огромном дворе усадьбы не оказалось. Мужчины добрались до особняка, и вдруг откуда-то послышались звуки, отдаленно напоминающие хоровое пение.
— Что это, мать твою? — шепотом выругался Яшка чуть ли не в ухо Калачева. — Мне мерещится, будто где-то поют.
— Я тоже слышу, — прошептал Степан.
— Выходит, в доме гулянка?
— Нет. Там, видать, другое.
— Что, ждать будем, покуда угомонятся?
— Сам не знаю, — огрызнулся нервно Степан. — Знать бы, где товарищи заперты… Да и живы ли они еще?
— Ты что, правда, за корешами сюда приперся? — обалдел Яшка. — А я думал…
— Индюк тоже думал, да в суп попал, — прошептал Степан. — Я тебе говорил, для чего я здесь.
Из барского дома вышел человек в белой рясе. Чуть погодя к нему присоединились еще двое. Увидев их, Калачев и Яшка, пригнувшись, побежали друг за другом назад, к забору. Но расстояние до него было огромно, и, чтобы себя не обнаружить, Степан повернул к раскидистому дубу.
— Куда тебя черти понесли? — шептал ему вслед Яшка, но, увидев, что Калачев начал карабкаться по стволу вверх, полез следом.
Из дома стали выходить одетые в балахоны люди. Все они следовали к дереву, на котором затаились Степан и Яшка. Один из них громко и торжественно велел принести какие-то сундуки.
— Они че, хоронить кого-то собираются? — зашептал Яшка.
— Это они так молятся, ишак! — цыкнул на него Степан. — Сектанты они, скопцы, понял?!
Калачев и его сокамерник буквально приросли к дереву.
Один из скопцов величественной походкой проследовал к стволу дуба и стал ходить вокруг него, пританцовывая и что-то напевая. Его голос становился все громче и громче, так что стали понятны выкрикиваемые слова. Слова напоминали печальное пение, но в них чувствовались такая глубина и сила, что толпящихся слушателей начал охватывать экстаз. Четверть часа спустя уже все приняли участие в дикой пляске.
Увиденное внушало Степану и Яшке чувство, граничащее с восторгом и умилением. Они оба будто утонули во времени и невольно попали под таинственное влияние обряда. «Ой, Дух!» гремело над усадьбой, вгоняя в дрожь. «Так вот почему они не выпустили собак, — подумал Степан, восхищаясь грандиозным зрелищем. — Вот, значит, какие они — радения скопцов! Отец не раз рассказывал о них мне и брату, но тогда и представить было трудно, как это так трогательно и великолепно!»
Когда мужчины пришли в себя, под деревом оказалось пусто. Лишь один человек все ещё стоял у ствола, задрав кверху голову.
— Эй вы, слезайте! — приказал он строгим окриком. — А то подсоблю вам при помощи вот этого…
Послышался щелчок затвора. Степану и Яшке ничего не осталось, как подчиниться. Не перебросившись ни словом, они стали спускаться вниз.
Спрыгнув на землю, Калачев не удержался на ногах и упал на колени. Поднимаясь, голову его расколола резкая боль, и он потерял сознание.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил кто-то хриплым голосом.
— Где я?
— Ты в том месте, куда давно напрашиваешься. Так скажешь мне или нет, как себя чувствуешь?
— Я себя никак не чувствую. Я даже не уверен, что еще жив.
— Жив, раз меня слышишь. И в своем уме, раз разговариваешь.
Снаружи послышались легкие шаги, потом заскрипели петли, и дверь открылась. Степан попробовал разомкнуть веки, но не смог. К нему подошли и помогли подняться. Кружилась и страшно болела голова.