Крещенные кровью

Одетая в серую рясу женщина посторонилась, пропуская выходящих из подвала Степана и человека, поддерживающего его при ходьбе. Затем они пошли по двору. Каждое движение, каждый шаг давались Степану с трудом. Ему тяжело было дышать. Если бы не помощь, он давно бы свалился на землю. Дикая боль в голове мешала сосредоточиться. Степан не мог вспомнить, что с ним случилось, к горлу подступила тошнота, а желудок сдавил спазм.

Когда его ввели в дом, Калачев потерял сознание, прийдя в себя только от ушата воды. Он глубоко вздохнул и попытался приподняться. Сидевший рядом человек тут же склонился над ним:

— Чего, очухался, легавый?

— Да… — несколько озадаченно ответил Степан и поморщился от возвращающейся головной боли.

— А ты, наверное, и есть сын Аверьяшки Калачева? — спросил вдруг незнакомец. — Рылом уж очень схож с батькой своим…

— А ты, наверное, есть Васька Носов, — Степан догадался, кто перед ним. — Ты чертов скопец, который убил моего отца!

— Нет, я не убивал его, — ответил Носов, выпрямляясь. — Я просто хотел вразумить его и вернуть память, а он взял да и… Ты уж извиняй, не рассчитал малость.

Степан с трудом поднял руку, чтобы схватить обидчика, но, как оказалось, обессилел настолько, что не смог удержать ее на весу.

— Будя, не хорохорься, — усмехнулся Васька, заметив его жест. — Давай-ка встать тебе подсоблю. Малеха покалякать с тобой желанье имею.

Мужик, который привел Степана из подвала, замер истуканом у двери, скрестив на груди огромные руки. Повинуясь суровому взгляду Носова, он быстро подошел к пленнику, легко поднял его с пола и усадил на табурет.

— Позади стой и гляди, чтобы не упал, — приказал Васька, а сам сел напротив Калачева. — Твои товарищи уже подъезжают к моей обители или чуток задержатся?

— Тебе-то какая разница, — ухмыльнулся Степан. — Не сегодня, так завтра тебя все одно придавят к ногтю, сволочь!

— Это еще бабка надвое сказала, — Васька смотрел на него не мигая.

— Брось, не юродствуй и не надейся ускользнуть, про тебя ОГПУ все известно…

— Может быть, и известно, да проку в том мало.

— Да, конечно, ты же всемогущий «кормчий»! Любовался ночью вашими чертовыми радениями… Но ты и за них ответишь, пес поганый.

С сосредоточенного лица Васьки сходило любопытство, губы упрямо сжимались, глаза сужались. Он смотрел на Калачева, не произнося ни слова.

— Чего таращишься, паук бородатый? — спросил Степан с издевкой, тоже буравя Носова взглядом. — Людоедам, которые для тебя людей калечили, конец! Банде Проньки, похоже, тоже амба! Земля у тебя под ногами горит, скопец поганый. Хоть ты и «Христом» себя мнишь, а на деле…

— Ну, договаривай? — угрюмо потребовал Васька, как только Калачев замолчал от приступа чудовищной головной боли.

— Я все сказал, — простонал Степан.

Неизвестно откуда в комнате появилась монахиня, которая привела Калачева из подвала.

— Оставь его, — сказала она тихо, но так внушительно, что Васька сразу же замолчал и отвернулся.

Этого Степан никак не ожидал.

— Ты напрасно ведешь себя вызывающе, — продолжила женщина в сером. — Мы вынуждены задавать тебе такие вопросы. Нас беспокоит наша безопасность, и с этим ты должен смириться.

— Знаете, господа бандиты, а меня не волнует ваша безопасность, — морщась, процедил Степан. — Вы за многое должны ответить, и я никак не дождусь, когда наступит эта минута.

— Если у тебя все, то меня послушай, — заговорила «монашка». — Зла тебе мы не желаем. Твое появление в усадьбе говорит о том, что на службе у тебя не все благополучно. И это подтвердил Яшка-хромой, который бежал с тобой из-под стражи. Он сказал, что, как в сказке, открылась дверь камеры и… А он и не знал, что ты следователь ОГПУ, Степан Аверьянович…

— С чего вы взяли, что у меня на службе не все благополучно? — усмехнулся Калачев. — Я сюда пришел товарищей выручать. Теперь вижу, что не получилось. Но и вы не радуйтесь, не надейтесь… Раз я здесь, то, возможно, уже сейчас мчатся к нам на помощь товарищи чекисты.

— Ты можешь остаться с нами или идти под суд и лет на двадцать отправиться в лагеря, — пропустив его слова мимо ушей, продолжила монашка. — Свой выбор ты должен сделать сейчас. Но если ты собираешься стоять на своем, нам придется разговаривать с тобой с позиции силы. И если до этого дойдет, ты умрешь в страшных муках.

— Все, оставь свою проповедь, — огрызнулся Степан. — Не думайте, что я продажная сволочь!

— Два твоих товарища, за которыми ты пришел, тоже так думали, — неестественно улыбнулась монашка.

— Что?! Они живы? — встрепенулся Степан.

— Пока живы, — прохрипел, вступая в разговор, Васька Носов. Он был так зол, что почти не мог говорить, в горле у него пересохло.

— Твои товарищи живы, — продолжила «монашка». — И они успели рассказать все как о себе, так и о тебе. Яшка тоже был красноречив. Так что о тебе мы знаем все, что известно другим…

— Раз знаете, тогда что еще от меня услышать хотите? — спросил Степан недоуменно.

— Мы хотим, чтобы ты рассказал нам о фотографии Анны.

— Вот, значит, как. И что вы хотите знать?

— Ты видел снимок?

— Видел, и что?

— Где сейчас эта фотография?

— Далеко. Она у брата младшего осталась.