Крест

Вспоминания бесконечным кругом крутились в его голове, заставляя вновь и вновь проживать все то, что он сделал.

Его прыжок, как ему показалось сначала, был удачен — он приземлился прямо в центр кучи щебня. Впрочем, оказавшегося совсем не гостеприимным и мягким, как виделось ему сверху. Разогнавшийся вагонв ышиб почву из-под его ног, и он кубарем покатился к его торцу, безуспешно ища опору. Пребольно шарахнувшись боком о металлический край вагона, он в последнюю минуту успел схватиться за торчащий в борту, бог знает для каких надобностей, крюк. Он-то резко остановился, но сумка, подчиняясь силе инерции, перекатилась через него и вывалилась в пространство между вагонами, рывком потянув его за собой. Матвей застыл в неудобной и опасной позе — ноги остались в вагоне, а корпус повис аккурат над грохочущей автосцепкой. Все его тело сейчас держалось только на одной руке, и Матвей, отчетливо видя убегающие под следующий вагон шпалы, понимал — если он не удержится, конец будет страшным. Осторожно, балансируя на краю вагона, он подтянул непослушную сумку к себе и с облегчением перевалился внутрь, в безопасную зону между бортом вагона и конусом щебневой кучи.

Выдохнув воздух, осмотрелся. Состав двигался между высокими стенами, пробиваясь на оперативный простор — открытые металлические ворота указывали на границы завода. Матвей оглянулся и успел увидеть всю троицу, стоящую на краю разрушенной стены — грозящий кулаком главарь поддерживал Петруху, а Николай занимался своим делом — стрелял. Эта картинка мелькнула и пропала за поворотом. Матвей вскочил, с трудом удерживая равновесие, поднял сумку над головой и закричал в сторону удаляющегося завода. Надсаживая горло, пытаясь перекричать перестук колес, грохот и свист ветра:

— Ну и что? Твари! Съели?

Затем рухнул на щебень и от избытка распирающих эмоций несколько раз ударил по сумке. Он спасен! Пришел конец этому нелепому и опасному приключению! Сейчас он слезет, позвонит шефу, расскажет ему все — и про бандитов, и про деньги, и про, Матвей печально вздохнул, Серого… отдаст ему эту треклятую сумку и пускай шеф сам придумывает как разрулить ситуацию. А потом — домой, к маме, к ее вкусным пирожкам!

Краем сознания Матвей понимал, что вряд ли это все закончится так просто, но в это хотелось верить, истово, не задумываясь. Потому что, как только он начинал думать — становилось страшно.

Поезд тем временем и не думал тормозить, даже начал набирать скорость, радостно грохоча на стрелках. Вокруг мелькали заросшие дачные участки — город закончился. Матвей перегнулся через край и с сомнением посмотрел на опасно мелькающий откос — прыгнуть на такой скорости было равносильно самоубийству, а он, после всего случившегося сегодня с ним, был к этому абсолютно не готов. Он тоскливо осмотрелся и покорно прижался спиной к металлической стенке. Что же, рано или поздно состав остановится, ну не может же он двигаться вечно?

В голову незвано вкралось воспоминание об одном, корейском, кажется, фильме — в постапокалиптическом мире, покрытом снегом и льдом, без остановки, по замкнутому транспланетному кругу мчит гигантский поезд, населенный остатками людей. В первых вагонах состава живет правящая элита, во множестве последних — простые люди. Как водится, царящее неравенство вызывает справедливое восстание. И все там заканчивается как-то по-голливудски, хотя Матвей и не помнил как. Он усмехнулся, представив двигающийся бесконечно состав со щебнем.

Однако становилось не до смеха. Свинцовое небо грозило вот-вот разродится дождем, а встречный ветер продувал одежду насквозь. Матвей спустился пониже, закрываясь от ветра бортом вагона. Затем и вовсе лег, попытавшись завернуться в совсем уже превратившийся в черт знает что пиджак. Он бросил сумку под голову и, попытаясь уложить ее поудобней, нащупал снизу несколько маленьких отверстий. Заинтересованный Матвей снова сел и перевернул сумку вверх дном. С удивлением он увидел, что в нескольких местах ткань сумки была пробита пулями. Протолкнув в одно из отверстий палец, он пошевелил им внутри. Затем перевернул сумку и потряс. На подставленную ладонь упала почти не деформированная пуля.

Матвей долго смотрел на нее, вспоминая, где и в какой момент преследования этот маленький комок металла мог прервать его жизнь. Господи, спаси и сохрани…Ему до слез стало жалко себя, и он в очередной раз поразился — неужели это все происходит с ним?

Чувство нереальности овладело им, все окружающее показалось каким-то дрянным бредом. Все это не имело никакого смысла, и вся давешняя его жизнь, и последние события — все было мороком. Остался только этот бешено несущийся поезд и бесконечность, расстилающаяся ему под колеса. А он несется, как тот корейский поезд сквозь снег и метель, в будущее, которого тоже нет.

Матвей меланхолично выставил руку за борт и разжал ладонь. Пуля канула в грохочущую пустоту.