Крест Иоанна Кронштадтского

– Нет, женаты они не были. Дружили еще со школы. Ваня был на год нас старше, он в восьмом классе в Зою влюбился. Впрочем, Зоя была красавицей, за ней полшколы ухаживало. Но она выбрала Ивана. Потом он в военное училище поступил. За Зоей очень серьезно ухаживал, жениться хотел, и она только и мечтала, чтобы за него замуж выйти и от матери уехать, хоть на Камчатку, хоть в тайгу, хоть в пустыню. Не получилось. А ведь он ее всю жизнь любил. Даже когда женился и уже дети пошли. Все равно, когда приезжал – первым делом к Зое с цветами и предложением руки и сердца, – покачала головой Нина Константиновна, сожалея о чужой несложившейся жизни.

– Ваня – это Иван Алексеевич Трубников? – уточнил Тамерлан, заглянув в записную книжку.

– Именно.

– А почему же мать Зои Борисовны не разрешила им пожениться? – с горящими от любопытства глазами спросила Таисия.

– Зоя всего не рассказывала, но чем-то ее матери семья жениха не угодила, – сердито поджала губы Нина Константиновна. – Я Зое говорила, чтобы она плюнула на все и вышла за Ваньку, хватит ей уже ради матери своим счастьем жертвовать. Мало та ей в детстве крови попортила своими причудами, так теперь еще жизнь ломает. Но Зоя мать очень жалела и любила, за что – не пойму, и на все ради нее была готова.

– Даже на переход во времени? – словно сам себе проговорил Тамерлан.

– Да. Это была последняя самая безумная ее идея. Не удивлюсь, если подкинула ее Зое Елена Александровна, она на удивление пребывает в ясном сознании. Насколько его вообще можно счесть таковым у человека, страдающего маниакальным психозом. Скорее всего, так и было.

– А этот диагноз ей поставил врач? – зачем-то уточнил Тамерлан.

– Нет, я, – буркнула Нина Константиновна, поправляя свою удивительную прическу. Лицом и прической Нина Константиновна напоминала Таисии женщин Серебряного века. Но только пока молчала. Ее манера речи, взгляды, суждения были плоть от плоти века нынешнего, резкие, жесткие, слегка циничные. – Я же говорила, Зоя отказывалась показать мать специалистам. Мне кажется, она и сама под конец жизни заразилась этой манией, иначе не обратилась бы к вам со столь абсурдной просьбой. – Она взглянула на Тамерлана и спросила в лоб: – Много вы с нее содрали?

От такого перехода и прямолинейности Тамерлан чуть с дивана не съехал под насмешливым взглядом Таисии.

– Ладно, молодой человек, не смущайтесь. Вам хотя бы не наплевать на ее судьбу. Мне Вера, домработница, рассказывала, что это вы тревогу подняли. А то бы эта старая галоша до следующей зарплаты Зои не хватилась, – усмехнулась своей жесткой усмешкой Нина Константиновна. – Так куда же Зоя все-таки делась? Жива ли еще?

Взгляд Нины Константиновны, требовательный и пристальный, был обращен на Тамерлана, значит, вопрос был не риторический.

Тамерлан взглянул профессорше в глаза и твердо проговорил:

– Пока жива. Я уверен.

– Что ж. Дай-то бог.

Глава 24

– Павел Евграфович, что же теперь делать? Вы думаете, это из-за креста Лиду убили? – взволнованно спросил Николай, возвращаясь в кабинет. Он только что проводил Лелю на выход.

– Да. Голову могу дать на отсечение, хотя доказательств пока никаких, – качнул головой Кочергин. – Крест – нешуточная ценность, знатоки за него большие деньги могут заплатить. А интерес он может представлять именно для коллекционеров. И потом, крест в семье хранился тайно, о нем не рассказывали, его берегли как святыню. Да и как показала экспертиза, Артемьеву перед смертью пытали. Понимаешь? Все одно к одному.

– У нее хотели выпытать, где хранится крест? – переспросил бледный Коля, которому память услужливо подсунула образы изуродованного девичьего тела.

– Возможно. И она эту тайну не открыла. Предпочла погибнуть, – задумчиво проговорил капитан.

– А Леля так просто отдала! – с горечью воскликнул Николай.

– Да, отдала. Первому встречному. И где теперь его искать? – мрачно проговорил Кочергин, потирая привычным жестом щеки.

– Может, у смежников пробить Абрамова этого, Леонида Сергеевича? – предложил лейтенант, прямодушная натура которого всегда требовала простых ходов и решений.

– Почему бы и нет? – махнул рукой Кочергин. – Хотя подборку аферистов и воров, подходящих под описание Лели Артемьевой, подготовь, пусть посмотрит, вдруг кого-нибудь опознает. И парнишку этого надо допросить: где, когда, при каких обстоятельствах видел Лиду с этим типом. Может, он еще какие-нибудь детали добавит.

В ярко освещенной комнате вокруг овального, накрытого темной скатертью стола сидели три женщины с похожими правильными чертами лица и одинаковым суровым выражением серо-зеленых глаз. Перед ними у стола стояла девушка с понурой головой и заплаканным лицом, в пестром ситцевом платье, с одним спущенным носком и небрежно завязанным на конце косы бантом – Леля Артемьева.

– Как ты могла? Зачем? По какому праву? – Голос матери звучал холодно, обвиняюще, словно голос сурового судьи.

Тетки, ее родные любимые тетки, такие добрые, такие с детства дорогие, сидели рядом с мамой с такими же чужими и отстраненными лицами.