Крест Иоанна Кронштадтского

– Не знаю, – покачал головой генерал. – Я и сам не до конца понял. Сперва вроде бы соглашалась. Я в тот день пришел к Зое официально предложение сделать, цветы им обеим купил, торт, шампанское. Мать ее стол накрыла. Сели, сидим, разговариваем, культурно все, вежливо. Елена Александровна улыбается, про учебу мою спрашивает, про службу. Я ей честно рассказал, что после училища меня наверняка в дальний гарнизон пошлют и видеться с нею Зоя сможет только раз в год, когда в отпуск будем приезжать. Она ничего. Кивает, салат мне в тарелку подкладывает. Потом спросила про мою семью, чем родители занимаются? Я ей рассказываю, она – мне про Зоиных предков, про бабушек, дедушек, про дворянские корни, тогда уже можно было, – снова принимаясь за борщ, пояснил генерал. – Тут я возьми и про своего деда расскажи, про Берию и так далее. Она еще переспросила, как деда фамилия была. Я и говорю: Абрамов Леонид Сергеевич, а мы с тех пор все Трубниковы. Стал рассказывать, как бабушку с детьми из квартиры выгнали и из вещей разрешили взять только то, что на них одето было, у бабушки даже кольцо обручальное с пальца сорвали. Потом арест, потом они в бараке каком-то жили, тяжело ей одной с двумя детьми было, денег совсем не было, продать даже нечего было. А Елена Александровна вдруг из-за стола встала и попросила, чтобы я немедленно ушел. Бледная вся, аж трясется. Я ничего понять не могу, переспрашиваю: вам, может, плохо? Врача вызвать надо? А она мне снова, уже с криком: «Немедленно вон из моего дома», – с обидой проговорил Иван Алексеевич. – А что мне делать? Ушел. Потом Зоя мне позвонила, встретиться, говорит, надо. Встретились. Все, говорит, Ваня, расстаться нам надо. Мама сказала, что, если я за тебя замуж пойду, она меня проклянет. И плачет. Я ничего понять не могу. Давай, говорю, еще раз с ней встретимся, пусть объяснит, за что. Что я ей такого сделал? Проклянет! Что я вор, разбойник какой-то? Я советский офицер, отличник, между прочим. Мне уже тогда академию пророчили и Генштаб в перспективе. А Зоя только плачет и головой трясет. В общем, уехал я. Ничего, думаю, через год вернусь, все образуется. Куда там! Мать категорически меня на порог не пускает, слушать ничего не хочет, а Зоя тоже ничего не объясняет, только плачет, просит ее простить и забыть, – откинувшись на спинку стула и нервно барабаня пальцами по столу, рассказывал Иван Алексеевич.

– И что же вы сделали? – глядя с сочувствием на генерала, спросила Таисия. Захваченная рассказом, она даже борщ от волнения доела и не заметила.

– Женился я от обиды и к себе в гарнизон уехал, – вздыхая, пояснил Иван Алексеевич. – Жена у меня – женщина замечательная, хозяйственная, меня очень любит. Мне перед ней в первое время стыдно очень было. Ведь со зла женился, без любви, а тут через год ребенок первый родился, а я только и думаю, как бы в Москву скорее вернуться, к Зое. Так вот лет пять мотался каждый год – семью на море, а сам к ней. Все надеялся, повзрослеет Зоя и перестанет мать свою слушать. Я же знал, что она меня тоже любит, мучается. Нет, зря. А через пять лет она замуж вышла. Потом развелась. Я опять к ней, снова отказала. А мать так при ней и сидит, как цербер, ни жизни, ни продыху не дает. Потом она снова замуж вышла и снова развелась. Так наша жизнь и прошла. Старые уже стали, у меня дети выросли, внуки подрастают, с женой своей, – святая женщина, ни разу ни в чем не упрекнула, хотя и догадывалась, наверное, – душа в душу прожили. А вот счастья-то настоящего вроде как и не было, – вздохнул генерал и поднялся. – А давайте с вами водочки, а? За то, чтобы жизнь вас уберегла от подобных испытаний, – предложил Иван Алексеевич, доставая из буфета старомодный графин и рюмки.

Тамерлан с Таисией согласились, хотя Таисия в жизни водки не пила и даже не пробовала. Но губы для вида смочила, очень уж ей жаль было и генерала, и Зою Борисовну.

– Как ты думаешь, сама Зоя знала, почему ее мать так на генерала окрысилась, сперва ведь все хорошо было? – жуя бублик, спросила Таисия.

– Знала, наверное. Может, не говорила, потому что обижать его не хотела, – предположил Тамерлан. – А может, объяснять было нечего. Мамаша ее, по рассказам Нины Константиновны, с тараканами была, мало ли что она напридумывала, а Зоя ее любила и проклятия боялась, потому что у матери, кроме нее самой, никого больше не было. Кстати, мамашу же саму семья прокляла, так что у нее это, наверное, вроде навязчивой идеи было.

– Да, может быть, – согласилась Таисия, искренне радуясь, что у них с мамой подобных проблем нет и вообще ей с мамой повезло. Мама у нее как подружка. Добрая, умная, все понимает и излишне не лезет. – Так, что мы с тобой дальше делать будем? – спросила Таисия своего напарника.

Ответить Тамерлан не успел – ожил Тасин мобильник. «Никита», – втягивая живот и наполняясь неведомым доселе трепетом, прочла на экране Таисия.

– Алло?

– Здорово, как поживаешь? – прогудело из трубки то ли добродушно, то ли виновато.