Крест над Глетчером. Часть 1

С трепетом в сердце следила за ним Мариетта. Она пробовала последовать его примеру, но, не ощупывая дна, она беспомощно металась по берегу. Решиться надо было немедленно. Мариетта стыдливо приподняла платьице и ступила в воду, не расслышав, что Альфред крикнул, чтобы она дождалась его. Он шел уже обратно по камням. Еще шаг, и он стоял уж перед ней. Не говоря ни слова, Альфред обхватил гибкий стан Мариетты и, подняв ее как ребенка, понес через ручей. Уступая настойчивой просьбе своего проводника крепко держаться за него, молодая девушка обхватила его голову своими маленькими ручками. Он прислушивался к биению ее сердца и любовался ее бледным личиком каждый раз при блеске молнии. Мариетту приводил в трепет девичий стыд и страх за Альфреда. Они достигли, наконец, противоположного берега. Еще раз сверкнула молния и ударила в какое-то дерево позади их, ярко осветив в то же время избушку, к которой они направлялись. Альфред ликовал в душе; еще один смелый прыжок, и он с милой ношей очутился в безопасности перед самой избушкой. Открыв дверь одним сильным толчком, он скрылся за ней с Мариеттой. Сквозь щели деревянной крыши змейкой врывалась по временам молния, освещая сложенное в избушке Сено и мертвенно бледное личико Мариетты, которая лежала с закрытыми глазами на руках у Альфреда. Он целовал ее влажные щечки, и, бережно опуская ее на землю, страстно воскликнул: «Мойделе, Мойделе! Любви моей к тебе нет меры!» – По обычному свойству горной природы, гроза так же скоро успокоилась, как сильно разразилась. Давно уже стихли последние раскаты грома, и буря сменилась полным затишьем. Ели сонливо клонили свои верхушки. Небо было темно, но безоблачно и усеяно бесчисленными искрившимися звездами. Только шумное журчанье горного ручья нарушало ночную тишину. Час спустя, из избушки вышли Альфред и Мойделе. Ясная луна роняла на них свой мягкий свет. Альфред подошел к боковой стене избушки и глубоко вырезал изображение сердца в одной из досок. Мойделе стояла за ним, опершись скрещенными ручками на его плечо; она горько плакала. Альфред не проронил ни слова; он присоединил к знаменательной пометке начальные буквы их имен и цифры года, месяца и дня. Она молча следила за движением его руки и из-под длинных ресниц падали одна за другой слезы, словно жемчужины в фантастическом свете луны. Сердце молодой девушки было полно страдания и любви, но она сдерживала рыдания, боясь огорчить своего возлюбленного. Окончив полную значения для них надпись, Альфред обернулся к Мойделе. Он осушил поцелуями ее слезы и просил не роптать на того, чья любовь к ней так же глубоко врезалась в сердце, как пометка в стене. «Ты стала моей женой перед Богом и будешь ею перед людьми» – так начал Альфред. «В это ты должна верить непреклонно, и, что бы ни последовало, помни эту клятву и не сомневайся в ней».

Что могла возразить Мойделе?! Он взял ее за руку, и они пошли по тропинке в лес.

Полная луна стояла высоко над цепью глетчеров, и разливала по их вершинам и склонам свой бледный свет, ее лучи играли в раскидистых ветвях елей и роняли их причудливые тени на мягкий мшистый ковер. Вдоль опушки леса медленно подвигались два силуэта: то были Альфред и Мойделе. Они шли молча рука в руку, внимая стихавшему журчанью горного ручья среди тишины этой поистине волшебной ночи.

Их юные, нетронутые сердца были полны обаяния впервые изведанной тайны любви.

IV

С этого знаменательного дня в домашней жизни Мойделе произошел переворот. Она уже более не чувствовала себя свободной в присутствии отца и избегала оставаться с ним с глазу на глаз. Молодую девушку смущали пытливые взгляды, которые он подолгу останавливал на ней.

Добланер со своей стороны уже более не сомневался в том, что в сердце его детища закралась любовь, которую очевидно разделял молодой граф. Он не раз улавливал восторженный взгляд гостя при появлении Мойделе. Старик сурово сдвигал брови при мысли о взаимной склонности молодых людей, которую он, несомненно, поощрил своим поспешным предложением графу гостить в его доме. Сильно озабоченный, он обдумывал, что могло выйти из этого, и с ужасом предвидел для своего ребенка тяжелую борьбу и страдания, неизбежные при предстоявшей разлуке с графом, и в конце концов неминуемую необходимость отрешиться от своего чувства. Горько было ему сознать, на сколько он оказался несостоятельным заменить Мойделе ее покойную мать. У него не доставало духу завести с гостем речь о разлуке, и не находя выхода, Добланер старался забыться, снова углубившись в свои книги и предаваясь обычным странствованиям.