Но в ответ на все эти доводы Мойделе отрицательно качала головкой. Она не нуждалась в них и сомнения ее сокрушали. При всем смирении и покорности, молодой девушке и в голову не приходила мысль о том, что Альфред может покинуть ее после той памятной ночи. В жилах Мойделе недаром текла горделивая южная кровь матери: она ни минуты не сомневалась в горячих уверениях и клятвах своего возлюбленного, и вся вверилась ему. С этой стороны молодая девушка отдала себе раз навсегда совершенно ясный отчет в своих ощущениях и всякие колебания относительно будущего были давно устранены. Но ей представился теперь весь ужас внезапной разлуки, к которой она совсем не приготовилась, и вот что приводило ее в содрогание, вот почему покрылось мертвенной бледностью ее личико. Но самое горе подняло нравственные силы молодой девушки: она подавила щемившую в сердце боль и сдержала вырывавшиеся рыдания. Из беспечного ребенка разом созрела любящая женщина, непоколебимо решившаяся поставить на карту счастье всей своей жизни. Да, Альфред был прав. В любви и доверии – лежала основа всего и перед их силой стихали все страдания.
Мойделе как-то торжественно спокойно взяла за руку своего возлюбленного и со словами: «идем же, Альфред, идем», повела его наверх в свою комнату. Тут она достала свой маленький портрет, который, два года тому назад, написал с нее масляными красками ее покойный родственник, живописец. Она вручила его Альфреду с ласковой и далее веселой улыбкой. Молодой девушке думалось, что этим она хоть сколько-нибудь облегчит ему разлуку.
Полу-ребенок, полу-девушка, Мойделе была восхитительна на этом изображении. Восторг и радость при виде портрета, казалось, одухотворили его для Альфреда, который словно поверил тому, что в предстоявшие тяжелые дни он заменит ему поэтическую полную жизни Мойделе. Альфред горячо обнял девушку и, сняв с руки золотой перстенек с рубином, память своей покойной матери, вручил ей колечко, как подарок от той, которая всю жизнь носила его. Чуткая Мойделе была глубоко тронута поступком Альфреда.
Добланер не вернулся домой накануне вечера. Ему часто случалось, в своих дальних странствованиях, по целым суткам пропадать из дома. Так было и теперь, к потому влюбленные могли провести весь день, как им хотелось. Альфред предложил прогулку к каменному выступу с тем, чтобы и пообедать там, как тогда, при первой встрече. Мойделе весело захлопала в ладоши, но, когда Альфред упомянул о том, что там же придется и проститься им, глазки ее затуманились выражением беспредельной грусти и опять стало невыносимо больно от горькой действительности.
Наскоро были сделаны распоряжения по хозяйству, и хлопотливая Фефи поспешно уложила в сумку провизию копченого мяса, хлеба, сыра и бутылку красного вина. Когда все было готово, Альфред бережно уложил портрет Мойделе и они отправились по направленнию к западной части долины.
Был чудный день. Горы словно дремали в теплом свете осеннего солнца. Крутые откосы глетчера, расстилавшегося перед ними, играли бесчисленными красками причудливых ледяных призм.
Когда они достигли скалистого хребта, отделявшая каменный выступ, Мойделе, по обыкновеннию, пошла вперед, как вдруг она в испуге остановилась и вскрикнула, всплеснув руками: высокую сосну на каменном выступе рассекла молния, вероятно, в ту сильную и навеки памятную им грозу. Невольно вспомнился оглушительный удар грома, который раздался, когда они перешли через ручей. Мощная сосна отживала, хотя и зеленели еще ее раскидистые ветви. Альфред не мог преодолеть неприятного ощущения при виде расщепившейся коры в том самом месте, где он начал вырезывать их имена, а Мойделе, не чуждая суеверия, как и все горные жители, сочла это за дурное предзнаменование. Но всецело подчинившись мировоззрению своего возлюбленного, она отклоняла эту мысль и при словах Альфреда, что любовь их коренится не в дереве. А в сердцах их, где не могут сразить ее ни буря, ни молния, молодой девушке было только больно, что погибла именно эта сосна, украшавшая ее любимое местечко и бывшая свидетельницей их первой встречи.
Теперь, как и тогда, Альфред и Мойделе расположились, чтобы пообедать, но на этот раз они сели рядом. Разговор прерывался горячими ласками и поцелуями. Альфред несколько раз чокнулся с Мойделе за свое скорое возвращение. О разлуке говорилось теперь уже спокойно. Они оба старались хотя бы видимо сохранить веселость, что не обходилось, конечно, без некоторого притворства. В сущности, они обоюдно скрывали тяжелые ощущения. Впереди оставалось еще нисколько часов, так как Альфред собирался возвратиться в замок только к ночи.