Крест непобедимости

К психиатру Лара больше не ходила. Видение, которое накрыло ее прямо в кабинете, не то во сне, не то наяву, испугало ее не на шутку. Психиатр явно был со странностями, и довериться ему мешал страх и предубеждение против всякой мистики, впитанное Ларой с детства. Прописанное успокоительное лекарство действовало своеобразно: Лара спала полдня, и сны ее о всадниках со звездами становились все ярче и длиннее. Наяву, кроме раздаражающей вялости, изменений не было: томительный ужас и напряжение не оставляли ее ни на минуту. С большим облегчением она выбросила половину пачки и вновь принялась накручивать пешие круги по Москве. После развода на следующий же день она собрала вещи, оставила ключи соседке и уехала в родной город, ни с кем не прощаясь. Сергей, явившийся домой, никаких следов ее присутствия в тщательно прибранных комнатах не нашел.

В день приезда, проснувшись уже перед закатом в маминой квартире, Лара почувствовала такую нестерпимую душевную боль, какой не могла ожидать, несмотря на все неприятности последнего времени. Она побродила по затхлым комнатам, попыталась проветрить, но июльский вечер дышал в окна нестерпимой жарой, и пришлось их снова закрыть. Кондиционер почему-то не работал, разбираться в поломке не было сил, и Лара внезапно решила поехать к тётке Зинаиде, жившей в деревне поблизости, забрать Жеглова и немного отвлечься от мрачных мыслей.

Дребезжащая маршрутка оставила Лару на широкой и пыльной сельской улице в наступающих сумерках. Кругом не было ни души. В палисадниках увядали чахлые цветы и буйная, серая от пыли лебеда. Пахло разнотравьем и остывающей после жаркого дня землей, этот запах Лара хорошо помнила. Она без труда нашла дорогу к теткиному двору с голубым облупленным забором. Двор зарос вишней и сиренью. Калитка была на крючке, который Лара нащупывала уже в темноте. Тетка варила вишневое варенье в настежь открытой летней кухне, залитой теплым желтым светом. Сладкий запах так мучительно напомнил детство, что на миг Лара подумала, что все ее неприятности и вообще все последние годы были лишь кошмаром, вроде тех всадников. Что она закончила шестой класс, впереди велосипеды, речка, сколько хочешь клубники, черешни и пенок с варенья, и в школу им с двоюродной сестрой не надо, потому что лето не кончится никогда. Она постучала по косяку, тетка обернулась и охнула, увидев заплаканное лицо Лары.

Они долго сидели в обнимку, и говорить ничего не надо было. Лара не рассказывала о своем замужестве, но тётка без слов поняла еще на похоронах, что не все ладно, и не удивилась, когда племянница объявила о возвращении. С благодарностью Лара приняла приглашение погостить пару недель. Она помогала тетке в ее нехитрых, за десятилетия не изменившихся делах: полола огород на рассвете, чтобы успеть до жары, квасила огурцы в пахучем рассоле, вечером поливала иссохшую землю из старого дырявого шланга, днем дремала на прохладных простынях, пила ледяной квас с мятой и слушала рассказы о сестре, уехавшей за границу в поисках любви, богатства и славы. Сестра работала горничной в милом греческом отеле и в свои тридцать лет еще не теряла оптимизма, надеясь обрести все перечисленное.

Как-то Лара нечаянно заснула на диване перед телевизором, без которого в доме не обходился вечерний отдых. Впервые за все время в деревне ей приснился привычный сон. Проснулась она от того, что тетка трепала ее по щекам:

— Ты что, дочка? — озабоченно спрашивала она. — Испугалась?

— Прости, дурной сон, — пробормотала Лара.

Так выяснилось, что она кричит во сне, и стало наконец понятно, что именно. Кричала она «Оружие к бою, господа!», и кричала громко, хрипло, совершенно не своим голосом, чем напугала бедную тетку до полусмерти.

— К Петровне надо! — решительно заявила Зинаида.

— Кто это? — изумилась племянница.

— Знахарка наша местная. Она тебе испуг выльет, и не будет больше бес тебя мучить.

«Не было печали», — подумала Лариса, но спорить не стала. Нрав у Зинаиды был странный — в спокойной обстановке она была тихой и равнодушной, как говорится, воды не замутит. Но стоило ей что-то решить, а такое бывало крайне редко — можно было не пытаться перечить: или ссора навсегда, или полное и беспрекословное подчинение. Пришлось утром чуть свет собирать в курятнике свежие яйца, зачем-то нужные знахарке для приема.

— Зачем ей яйца, давай денег дадим, — ворчала Лариса, отирая перепачканные пометом руки.

— И денег дашь, и яйца пригодятся, — отрезала тётка, и Ларе ничего не оставалось, как послушаться.

Петровна, как и положено настоящей ведьме, жила на краю деревни, у реки, но не в скособоченной старой избе, а в большом исправном доме силикатного кирпича с недавно перекрытой крышей и нарядными жестяными узорами на зелёных воротах. Ворота были открыты, собаки во дворе не было. Приотворена была и крашенная зеленой блестящей краской дверь, за которой виднелась тюлевая занавеска от мух.

К Петровне со всей области приезжают, — уважительно шепнула Зинаида и деликатно постучалась.

— Заходьте, кто там! — прозвучал из-за занавески зычный женский голос.