Кеша был в комнате. В центр стола он положил снежинку, вырезанную из сложенной газеты. Поставил на нее кефирную бутылку, на три четверти заполненную водой. Затем опустил в нее букет из трех желтых одуванчиков, сделал шаг назад и оценивающе посмотрел на натюрморт.
Вздохнув, он, наконец, ответил:
— Мать моя — удача, отец — родной детдом.
Лунин спросил:
— В каком это смысле?
Кеша протянул руку к букету и поправил цветы. Теперь одуванчики, понуро свесив желтые головы, смотрели в разные стороны.
— В переносном, — ответил Кеша. — Вообще, она говорит, что мать. Да только брешет — сто пудов… Позавчера нарисовалась, вся в помаде, рожа пудрой присыпана. Ни разу в жизни эту цыпу не видал, вот те крест. На три дня меня отпросила… Зачем — хрен ее знает. А ты чё такой любопытный? — усмехнулся вдруг мальчик. — Спишь с ней, что ли?
Лунин вышел из-за занавески и бросил взгляд на букет. Он хмыкнул и спросил:
— Цветы-то для кого? Для нее, что ли?
Кеша отвернулся. Он закусил губу. Потом протянул руку, намереваясь выхватить одуванчики из бутылки. Однако, Лунин оказался проворнее — он ловко перехватил запястье мальчика, и букет остался нетронутым.
— Не смей… — сказал лейтенант. — Пусть стоят.
Дверь открылась и в комнату быстрым шагом вошла Зоя. Лунин и Кеша повернулись к ней одновременно. Лейтенант разжал пальцы, и запястье мальчика выскользнуло из его руки.
Зоя бросила взгляд на букет. Затем подошла к столу и поставила на него пластиковый пакет, набитый покупками почти доверху. Стала вынимать из него хлеб, пакет молока, консервы, какие-то свертки.
Зоя посмотрела на Лунина.
— Уже познакомились? Я рада.
Лунин с сожалением посмотрел на свой кулак, который еще болел от удара по настенному календарю. На костяшках краснели свежие ссадины.
Зоя подошла к серванту и выдвинула один из его ящиков. Начала что-то делать в нем, запустив туда обе руки. Лунин бросил взгляд на ее шею. Почувствовав, что лейтенант смотрит на нее, Зоя сказала:
— Сейчас ужинать будем, Николай…
Зоя обернулась, и в руках у нее оказался пластиковый шприц с блеснувшей иглой. Зоя ударила по нему щелчком, выгоняя вверх пузырек воздуха, и надавила на поршень. Тонкая струйка брызнула вверх.
— Но сначала укол, — сказала Зоя.
Кеша, опустив голову, развернул стул и сел, пропустив его между ног. Задрав рукав, он положил обнаженную руку на спинку. Во второй руке его щелкнул резиновый жгут.
Кеша перехлестнул его через бицепс и стал работать кулаком, нагнетая кровь. Вены на его предплечье вздулись.
Лунин, не отрываясь, смотрел на его руку. Она была вся покрыта следами уколов — вдоль вен, от локтевого сгиба и до самого запястья.
Глава 15
Ракитин ехал в своей «шестерке». Ехал он быстро, едва попадая в «зеленую волну» и пересекая перекрестки в самые последние мгновенья. На углу Февральской и Клары Цеткин наперерез машине выскочил гаишник с радаром и палкой, но осекся, увидев Глеба Андреевича за рулем.
Ракитин почти бежал по подъезду вверх, перескакивая через две ступеньки. Между вторым и третьим этажами он увидел строительные козлы. На полу лежало густое пятно краски, которое соскребает шпателем какой-то человек в пилотке, сложенной из газеты. По ступеням, наперегонки с капитаном, бежали вверх отпечатки чьих-то ног.
На четвертом этаже Ракитин остановился перед нужной дверью. Он бросил взгляд на отпечатки, теперь уже едва заметные — они свернули и пошли дальше, на пятый этаж.
Ракитин стукнул в дверь четыре раза, а после паузы — еще два. Открыл Самохин. Вид его был хмур, рукава рубахи засучены, а из руки свисала мокрая тряпка.
На кухонном столе стоял таз с мыльной водой. Самохин, подойдя к нему, прополоскал в воде тряпку. Все поверхности вокруг — шкафов, стола и кухонных полок — были покрыты разводами высохшей известки. Но больше всего пострадал пол. Линолеум на нем пошел волнами, под которыми мокро хлюпало.
Самохин снял решетку с газовой плиты и стал протирать тряпкой между конфорками.
В дверях кухни, прислонившись плечом к косяку, остановился Ракитин.
— Я думал, с тобой что-то случилось, — разочарованно сказал Ракитин, едва переводя дух. — А тут… Ерунда какая-то.
Самохин перевернул банку «пемолюкса» и потряс ее над плитой, как перечницу.
— Вот именно! Случилось! — он развел руки и огляделся по сторонам. — Считаешь, это все ерунда? Сверху натекло. Нинка меня теперь точно убьет. Козел твой Лунин, вот кто!
— Почему мой? — удивился Ракитин.
— Ладно, пусть будет не твой!.. Пусть будет мой, ладно! Устроил мне тут… и смылся. — Самохин поднял глаза и с отчаянием посмотрел на Ракитина. — Все обои, блин, вся плитка… Пол вздыбило…
Ракитин поднял голову и посмотрел на влажный еще потолок. Он был покрыт шелушащейся побелкой и уже начинающими желтеть разводами.
— Я наверх схожу, — вздохнул капитан.