Эти весенние майские дни были самыми любимыми в жизни Бориса. Сперва Первомай, красные транспаранты, флаги, духовые оркестры, воздушные шарики, раскидаи, всюду гулянья. Смех, музыка, танцы. А потом будет Девятое мая. Праздничный вечер, торжественное заседание, потом танцы. И ветераны со сверкающими на солнце орденами, и слезы радости и гордости, и песни. И на улицах гулянье. И чувство, что ты часть большой, дружной, могучей страны, которая ценой стольких жизней и неимоверных усилий смогла победить самого страшного, жестокого и беспощадного врага в истории человечества, подарив мир и счастье всему миру, всем странам и народам. И это чувство наполняет тебя до самой макушки, и хочется смеяться и плакать от счастья. И ничто, даже вчерашнее убийство, не могло омрачить этой безудержной весенней радости.
Да и, если честно, убитый был стариком, а ему, наверное, не так уж обидно было умирать, как человеку молодому, полному сил. Этот Маслов прожил длинную и, наверное, счастливую жизнь, мог бы, конечно, еще проскрипеть годков этак пять, но разве это жизнь? Сидеть, кряхтеть, пить лекарства, целыми днями маяться от скуки на лавочке перед домом или козла забивать с другими пенсионерами? Нет, уж лучше ярко, насыщенно прожить короткую, полную событий жизнь и умереть на самом пике, чем влачить долгое, скучное, лишенное цели и смысла существование, да еще и, не дай бог, обузой кому-то стать, размышлял Борис, подмигивая проходящим мимо хорошеньким девушкам. Так что Маслову по большому счету жаловаться не на что, хотя убийцу все равно найти надо.
Борис огляделся по сторонам и, не увидев поблизости машин, перебежал дорогу.
Первым делом Борис отправился на Московский вокзал, потому что туда прибывают поезда из Екатеринбурга. Конечно, если Маслов был в городе проездом, он мог переехать на любой другой вокзал города. Например, Финляндский или Витебский. Но их Борис решил проверить во вторую очередь.
Войдя в недавно отремонтированное здание вокзала, оглядев просторный зал ожидания, вдохнув полной грудью «запах странствий», Борис, придав лицу соответствующее случаю и столь не свойственное ему выражение серьезности, двинулся прямиком к начальнику вокзала.
— Вы по какому вопросу, товарищ? — остановила в приемной несолидного посетителя секретарша, пухлая, строгая, с золотистыми кренделями на голове.
— Лейтенант Беспалов, Ленинградский уголовный розыск, — с гордостью доставая из кармана удостоверение, представился Борис. — У меня срочное дело.
— Присядьте, — кивнула секретарша на единственный свободный стул. Борис с удивлением огляделся. В приемной было битком народу. Большинство с багажом.
— Простите, вы не поняли. Я из уголовного розыска, у меня срочное дело.
— Тут у всех срочное дело, — не отрываясь от печатной машинки, сообщила равнодушно секретарша. — Сядьте и ждите. Вон у товарища жена рожает в Воронеже, а у гражданки домна горит, и тоже ждут.
Посетители заворочались на своих стульях, заворчали.
— Нет. Вы не поняли. Я не пассажир, я…
— Я все поняла. Садитесь и ждите, — с нажимом велела секретарша. — Когда товарищ Кулебякин освободится, вас пригласят.
Борис сел, решив, что как только дверь кабинета откроется, он тут же в нее войдет, и неважно, чья сейчас очередь. У него убийство, ЧП городского масштаба! Он, между прочим, при исполнении. Первые полчаса Борис просидел спокойно, разглядывая раскрасневшиеся лица соседей, потом принялся ерзать, к концу часа нетерпеливо стучать ногой. Дверь кабинета не открывалась.
— Послушайте, гражданка, а начальник вообще на месте? — не выдержал наконец Борис, чье терпение в силу молодости и неопытности было не бесконечным.
— На месте. И у него важное совещание. Ждите, — не удостоив его взглядом, ответила секретарша.
— Вот бюрократы, — тихонько буркнул сосед справа от Бориса. — С самого утра тут сижу, даже в туалет боюсь отойти.
Борис прислушался к своему организму и с радостью вспомнил о недавно съеденной четвертинке ржаного хлеба.
— А оттуда хоть кто-то выходил? Или, может, заходил? — поинтересовался он у соседа.
— Нет, — печально ответил сосед, перекладывая с колена на колено внушительный сверток.
— Безобразие! Бюрократы! — гневно воскликнула гражданка с красным носом и большими сережками в ушах. — И в фильмах их критикуют, и в газетах про них пишут, и по радио говорят, а они как разводили формализм и бюрократию, так и разводят. Надо жалобу написать! У меня мать больная, ей операцию надо срочно делать, а я тут время теряю.
— Вы что, хирург? — вскинула на гражданку скептический взгляд секретарша.
— Нет. Я технолог, — растерялась гражданка.
— Ну и чего тогда дергаетесь? Операцию и без вас сделают, — пожала раздраженно плечами секретарша и снова вернулась к своей машинке.
— Как вам не стыдно! — воскликнула со слезами в голосе женщина.
Борис слушал разговор молча, но в душе его зрело единственно верное решение, и, приняв его, он сразу же перешел к действию.