Крест великой княгини

— А я по делу. Так вот, тетя Нюра видела на улице, как два дяди шли мимо аптеки по нашей стороне улицы, около одиннадцати. Один повыше, другой пониже. Шли обычно, не торопясь.

— И?

— Все.

— А почему ты решил, что это был тот человек, которого убили? — озадаченно спросил Борис.

— Так покупателей с утра не было, тетя Нюра от нечего делать в окно смотрела. Из зала она выходить боялась, потому что с заведующей поругалась. И кроме того, она говорит, что с без пятнадцати одиннадцать до половины двенадцатого больше по улице никто не проходил, только эти двое, бабка с ребенком в коляске, потом тетка с кошелками и Семен Яковлевич из тринадцатой квартиры. А потом в половине двенадцатого покупатель пришел, и больше она в окно не смотрела.

— Ладно. Тебя как зовут?

— Лева.

— Давай телефон своей тети Нюры, до которого часа она работает?

— Закончила уже, — посмотрев на часы Бориса, сообщил мальчик.

— Хорошо. Еще информация есть? — После разговора с пузатым Левой голова у Бориса слегка гудела, и ему пришлось ее немного встряхнуть, чтобы вернуть в рабочее состояние.

— Есть, — кивнул Митя. — В сорок втором доме на крыше голубятня стоит, ее Валька Полозков держит. Она не по улице стоит, а во втором дворе. Но Валька на нее по крыше из своего подъезда лазит. Вот он первого числа как раз перед рейсом на крышу и лазал голубей проведать, а потом слез и сразу на службу. Он матросом плавает. Это как раз около одиннадцати было. Два дня его в городе не было, вот только сегодня вернулся часа два назад, мы с Петькой его возле дома перехватили.

— Молодцы, — одобрил Борис. — И что он видел?

— Видел, как из нашей подворотни выходил человек. В шляпе и плаще. Роста выше среднего, лица, понятно, не разглядел, потому что с крыши смотрел, но говорит, вроде не из наших. Он в этом доме всю жизнь живет и в школе нашей учился, его все в нашей округе знают, — торопливо объяснял Митя, видя, как рядом нетерпеливо подпрыгивает Петька, желая перехватить инициативу.

— Молодцы. Валентин этот дома сейчас?

— Ну он же только из рейса пришел. Дома.

— Адрес.

Еще ребятам удалось отыскать девочку Веру, у которой мама в праздник работала, и ей не с кем было пойти на парад, и она сидела дома у окошка и смотрела на улицу. И бабу Клаву, у которой убежала кошка и которая искала ее по всем окрестным дворам. И еще тетю Зину, у которой сын монтажник и у которой керосин закончился, и она ходила за ним к подруге в соседний дом, потому что все соседи в ее квартире ушли на демонстрацию. Все эти люди видели двоих мужчин, один из которых был похож на убитого, а второго им рассмотреть не удавалось из-за шляпы, надвинутой низко на глаза.

Все эти сведения Борис тщательно проверил самостоятельно, опросив свидетелей, а потому домой добрался только в девять вечера.

— Боря? Это ты? — окликнула его из-за шкафа мама.

— Да, мамуль.

— Что так поздно, сынок? — За шкафом послышалась возня, и мама, опираясь на костыль, вышла из «кабинета».

С того страшного дня, когда маму нашли еле живой под завалами дома, прошло уже пятнадцать лет, а у Бори по-прежнему екало сердце, когда он видел, как мама, его красивая, умная, добрая, еще такая молодая мама ходит, опираясь на костыль, и ее подвернутый рукав платья всегда заставлял сжиматься сердце щемящей жалостью. В тот ужасный день сорок второго года маме оторвало ногу и сильно ранило руку. Маму спасли, но руку пришлось ампутировать. Борису было тогда восемь, а Рае одиннадцать, отец был на фронте. Неизвестно, как бы они справились втроем с тяжело больной матерью, если бы не соседка тетя Зоя. Она практически усыновила ребят, забрала к себе домой, пока мама была в госпитале, а потом помогла им эвакуироваться вместе со своим заводом из Ленинграда, и в родной город после войны они тоже вернулись вместе.