Крест великой княгини

Отец с фронта не вернулся. Он был военным инженером и дошел до Берлина, а погиб в мае сорок пятого, помогал восстанавливать какой-то мост в окрестностях Берлина, нарвался на оставленную фашистами мину. Борька рыдал в подушку ночами, не веря в такую несправедливость. Война уже закончилась, так почему же так? Почему? А они так ждали отца! Так мечтали о счастливой мирной жизни! Но иногда, Борис никогда в жизни никому бы в этом не признался, в его мечты о встрече с отцом прокрадывались гадкие, подлые мысли. А сможет ли папа любить маму, как прежде, увидев, что с ней стало? А может, он просто будет ее жалеть? А потом встретит случайно женщину, молодую, здоровую… Нет, тут же обрывал себя Борис, нет! Папа не такой, он любит маму по-настоящему, а значит, будет любить и такой, и жалеть будет и беречь. А в голову ему лезли воспоминания о довоенной жизни, где папа с мамой кружатся в вальсе, и ее ножки в парадных туфельках так легко и изящно порхают над паркетом, и нарядное шелковое платье легкими волнами вьется вокруг стройной фигуры. Они любили танцевать и иногда просто заводили патефон, сдвигали к окну стол, стулья и танцевали, а Борис и Рая сидели на диване и любовались ими. А еще до войны мама была ужасно смешливой, и в их доме все время звучал ее смех. Борис уже стал забывать об этом, ведь все это было до войны.

А после войны, после гибели отца им пришлось выживать втроем. Мама была сильной женщиной и никому не позволяла себя жалеть. К счастью, она была переводчиком и могла работать дома, рукописи в издательство отвозила сперва Рая, потом, когда подрос, Борис. Конечно, матери было очень трудно, даже одеться на первых порах она сама не могла, стирать, готовить, убирать, все эти премудрости освоили дети. До войны у мамы были длинные густые волосы золотисто-русого цвета, которые она укладывала в сложные прически, теперь она сделала стрижку, чтобы можно было расчесать и заколоть простым гребнем, и из русых они стали совсем седыми. Но самым болезненным для мамы были сочувственные взгляды на улице. Будучи сильным человеком, она не выносила жалости.

Когда они вернулись после войны в Ленинград, к ним в гости зашла мамина лучшая подруга тетя Сима и, увидев маму, с порога заплакала.

— Танечка, как же так? Ты же такая красавица была!

Подругу мама выгнала и с тех пор старалась со старыми знакомыми не встречаться. Рая очень боялась, что мама замкнется в себе, будет прятаться от людей и зачахнет. Для нее, такой веселой и общительной в мирное довоенное время, подобная изоляция может стать губительной. Но Рая волновалась зря. Мама нашла себя в новой жизни. Ей сделали протез, и она смогла выбираться в театр или на концерты, опираясь на палку. На плечи, чтобы не привлекать ничьего внимания, она набрасывала шали. На работу в университет она не вернулась, устроилась переводчиком в издательство «Иностранная литература», и хотя платили там немного, концы с концами их маленькая семья как-то сводила. В старших классах Рая, никому ничего не сказав, ушла из обычной школы в школу рабочей молодежи и устроилась работать на завод, чтобы помогать матери. А за ней и Борис подрос и поступил так же. Мама очень волновалась, что из-за нее дети не получат высшее образование, не смогут закончить институты. Но Рая и Боря справились. Борис даже на дневном учился, а подрабатывал разгрузкой вагонов по ночам.

Ничего, справился. У них так многие ребята делали.

— Ты голодный, наверное? Мой скорее руки, и за стол. Рая сегодня драников нажарила, вон они под подушкой, — доставая из буфета хлеб, распоряжалась мать. — Да, и чайник поставь, я, пожалуй, с тобой попью.

— А где Райка?

— С Егором в театр пошла, — со скрытым внутренним одобрением объяснила Татьяна Ивановна. — Ну что у тебя нового на работе? — достав сахарницу и чашки, спросила она у вернувшегося в комнату Бориса. — Расскажи хоть, как у тебя дела, а то ведь совсем не видимся последние дни.

— Ох, мам, я же тебе говорил, у нас убийство, — наворачивая драники и жмурясь от удовольствия, рассказывал Борис. — Ищем свидетелей, да все пока мимо. Вот сегодня вроде бы мне повезло, человек пять сумел разыскать, а толку от них никакого, — энергично работая челюстями, делился он. — Получается, что в пивной убитый был с одним человеком, пожилым, таким же, как и он, а возле дома тридцать пять его видели с человеком молодым. Хотя никто лица этого человека не видел и примет никаких не заметил. Плащ, шляпа, вот тебе и все. И как его искать, и откуда он взялся? И почему они вдвоем шли? Выходит, это его знакомый был? Ничего не понятно. Единственный стоящий факт в этом деле — фамилия, которую произнес убитый, когда в пивной сидел. Капустин. Но опять-таки, кто этот человек, где его искать? Может, он даже не в Ленинграде живет, а в другом городе.

— Действительно, фамилия не редкая. Зоя Дмитриевна тоже Капустина.

— Точно. Я сегодня за день так набегался, что даже не сообразил, — вскинулся над тарелкой Боря. — А ведь и правда. И муж у нее тоже Капустин!

— Ну разумеется, — улыбнулась Татьяна Ивановна.